– Готова? – На нареченную Вадим старался лишний раз не смотреть. Еще насмотрится.
– Готова, – вместо нареченной отозвался Вениамин. – Если не возражаешь, я с вами поеду? Ну, не в одной машине, разумеется. – Изящным и одновременно небрежным движением – наверное, не один час перед зеркалом репетировал – он поправил ворот накрахмаленной сорочки. – Под ногами путаться не буду, обещаю. Но подстрахую, если что.
Ответить Вадим не успел.
– «Если что» не должно случиться ни при каких обстоятельствах, – сказал дед веско. – Я требую, чтобы все прошло гладко, как по нотам.
Как по нотам… Память тут же подсунула чудесную картинку: смычок в изящных Ликиных пальчиках и тонкая прядка, выбившаяся из прически. Прядку можно убрать и рукой, но он предпочитает губами… Черт!
– Ну, с богом! – Дед растянул губы в неискренней улыбке и поглядел на ехидну: – Ярослава, не подведи.
– Не подведу. – Улыбка ехидны была такой же неискренней, как и дедова…
Вадим остановил машину у щедро подсвеченного неоном и вспышками фотокамер ночного клуба. Похоже, дед просчитался с выбором места и времени. Открытие суперэлитного, супердорогого клуба анонсировалось в прессе едва ли не каждый день, пригласительные билеты раздавались лишь избранным, и даже далеко не всем избранным этих билетов хватило. Лица вокруг известные, медийные, набившие оскомину. Политики, бизнесмены, спортсмены, поп-идолы, ярые бездельники и тусовщики – сплошные сливки, одним словом. Вот и хорошо! Авось удастся затеряться в этакой-то толпе знаменитостей. Авось пронесет, и их с ехидной не заметят. Посидят они часок-другой для приличия и отбудут восвояси.
Оценивая ситуацию, Вадим так задумался, что едва не проскочил расстеленную для дорогих гостей красную ковровую дорожку. Прямо Канны, честное слово… Специально обученный парнишка в расшитой золотом униформе, услужливо распахнув дверцу, помог ехидне выбраться на волю, на лету поймал брошенные Вадимом ключи, споро нырнул в салон, чтобы отогнать машину на охраняемую стоянку. Сервис, однако. Это ж сколько таких мальчиков пришлось нанять?…
– Улыбайся, нас снимают. – Ехидна вцепилась в его руку с тем же небрежным изяществом, которое давеча демонстрировал Вениамин, поправила прическу, посмотрела прямо в нацеленный в их сторону объектив папарацци.
– Пошла ты… – процедил Вадим и, сжав волю в кулак, расплылся в улыбке.
Десять метров ковровой дорожки показались ему бесконечными, то и дело приходилось останавливаться, нежно обнимать нареченную за талию, улыбаться и на манер американских знаменитостей махать рукой. Вот же гадство! А ехидна молодец. В том смысле, что держалась совсем неплохо. Даже и не скажешь, что всего какую-то неделю назад собирала пустые бутылки и складывала в аккуратные стопки вторсырье. Это ж как ее натаскали!
Столик им достался удачный: стоящий близко к сцене и одновременно довольно уединенный. Здороваясь, улыбаясь и отвечая на рукопожатия, Вадим пытался отыскать в толпе гостей Вениамина, но тот, как и обещал, держался в тени. Надо было его с собой посадить, пусть бы ехидну нейтрализовывал, а так придется самому. Да не просто нейтрализовывать, а из последних сил изображать из себя влюбленного. И как, спрашивается, это делать, если с души от нее воротит и единственное возникшее желание никак нельзя назвать романтическим?
В кармане завибрировал мобильник.
– Это я, – проговорила трубка голосом Вениамина.
– Ты где? – Вадим завертел головой.
– Я рядом. Возьмитесь за руки.
– Не понял?
– Возьми Ярославу за руку. Не сиди, как на похоронах.
– Может, мне ее еще и поцеловать прикажешь? – Вадим покосился на нареченную, которая с неприкрытым интересом глазела по сторонам. Вот ведь деревня…
– Целовать еще не время. – Чувство юмора у Вениамина отсутствовало напрочь, зато имелись четкие инструкции. – Для начала накрой ее ладонь своею.
Рекомендация была сродни совету погладить жабу или гремучую змею, но Вадим, поборов отвращение, справился, припечатал ладонь ехидны к столу. Получилось не то чтобы нежно, скорее страстно. А ехидна вздрогнула и попыталась ладонь убрать.
– Не рыпайся, любимая, – прошипел он, расплываясь в почти искренней улыбке, и тут же буркнул в трубку: – Ну что, так нормально?
– Вполне, – отозвался Вениамин. – И давай-ка души побольше, эмоций…
– Шел бы ты куда подальше! – огрызнулся Вадим и отключил связь.
Отключить-то отключил, но шкурой чувствовал, что за ними наблюдают: и бдительный Вениамин, и папарацци, и даже некоторые гости. Вот сейчас ехидна как начнет есть руками да выражаться по матери – и будет им выход в свет. Хоть бы журналюги не подкатывали сегодня за интервью…
К счастью, ехидна вела себя вполне пристойно, с то и дело подсаживающимися к их столику Вадимовыми знакомыми была мила и приветлива, но неразговорчива. Окажись на ее месте любая другая женщина, Вадим, пожалуй, занес бы сей факт в актив, но это же ехидна, от нее всякой подлости можно ожидать. Ведь не поленилась однажды облить его шампанским. И не побоялась…
Трубка ожила в тот самый момент, когда на сцену выскочил весьма известный шоумен и в присущей ему злободневно-остроумной манере принялся развлекать почтенную публику, которая приветствовала его одобрительными аплодисментами и улюлюканьем. Вадим бы и сам поаплодировал, если б не звонок.
– Все идет хорошо, – сообщил в трубку Вениамин, – уже пора.
– Что пора? – уточнил Вадим, и сам понимая, о чем речь.
– Обними ее. Можешь на ушко что-нибудь шепнуть.
На ушко шепнуть? Это он запросто.
Плечи у ехидны были костлявыми, безо всякого намека на женственность. Вадим с отвращением посмотрел на выпирающие ключицы, тонкую шею, обвитую замысловатым бриллиантовым колье, перевел взгляд на уши. Уши, пожалуй, были единственной деталью, которая не вызывала нареканий, и сережки с бриллиантами смотрелись в них весьма органично. Он старался казаться ласковым, нареченную привлек к себе почти нежно, просто пальцы сжал чуть посильнее, чтобы не вздумала вырываться. Нареченная зашипела, точно гадюка, повела плечом, но улыбаться не перестала. Вот что значит дрессировка. В этом деле деду нет равных, никакой строгий ошейник не нужен.
– Как вечеринка? – поинтересовался Вадим шепотом.
– Нормально. – Нареченная, прильнув к нему всем телом, потерлась щекой о его подбородок. Вот же зараза! – Только полегче. Останутся синяки, дедушка не одобрит.
– Моя бы воля… – Вадим примерился, куснул розовую мочку, больно куснул, от души. Нареченная дернулась. – Моя б воля, на тебе бы живого места не осталось.
Нельзя сказать, что он был сторонником жестоких мер, и к женщинам привык относиться предельно корректно, но то ж к женщинам…
