Если бы он только мог!..
9. АНДЕРСОН РАССКАЗЫВАЕТ СКАЗКИ
Бобби, кряхтя как старуха, медленно оторвалась от кушетки.
— Бобби… — начал Гарднер.
— Боже, я проспала все на свете, — зевнула Андерсон, — и я изменила… ну, неважно. Сколько же я проспала?
Гарднер взглянул на часы.
— Около четырнадцати часов. Бобби, твоя новая книга…
— Не сейчас. Я вернусь, и ты мне скажешь о ней, — и с этими словами она медленно направилась в ванную, на ходу расстегивая блузу. Гарднеру еще раз со всей очевидностью бросилось в глаза, как сильно Бобби потеряла в весе.
Она вдруг остановилась, как бы зная, что он смотрит на нее, и, не оглядываясь, сказала:
— Я все смогу тебе объяснить, будь уверен.
— Сможешь? — тупо переспросил Гарднер.
Андерсон была в ванной довольно долго, гораздо дольше, чем можно было бы ожидать. Гард прислушался — вода не бежала. Он начал беспокоиться. Бобби выглядела немного лучше, когда проснулась, но лучше ли ей было на самом деле? Он тихо подошел к двери ванной, решив, что только послушает. Если он услышит нормальные для умывающегося человека звуки, то пойдет и приготовит кофе и, возможно, сварит пару яиц. Если же не услышит ничего…
Дверь ванной была неплотно прикрыта, и он увидел, что Бобби стоит у зеркала, в котором не так давно сам Гарднер созерцал себя. В одной руке она держала зубную пасту, в другой щетку… но тюбик все еще был закрыт. Она, как загипнотизированная, смотрела на себя в зеркало. Ее губы были приоткрыты, словно она оскалилась.
Заметив в зеркале какое-то движение, Бобби оглянулась:
— Гард, как тебе кажется, с моими зубами все в порядке?
Гарднер присмотрелся. Зубы выглядели как всегда, хотя он, по правде говоря, не мог вспомнить, обращал ли когда-нибудь на них внимание. В памяти опять всплыло ужасное фото Карен Карпентер.
— Конечно. — Он старался не выдать своим видом, как неприятно поразила его ее худоба. — Думаю, да. — Он улыбнулся. — Никаких проблем.
Андерсон попыталась улыбнуться в ответ, но результат был несколько гротескного характера. Она надавила пальцем на один из зубов.
— Он атаеха, кога я елаю ак?
— Что?
— Он шатается, когда я делаю так?
— Нет. Во всяком случае, я этого не вижу. А в чем дело?
— Просто мне как-то снился один сон, и там… — Она оглядела себя. — Выйди отсюда, Гард. Я не одета.
Не переживай, Бобби. Я не собираюсь изнасиловать скелет.
— Извини, — сказал вслух он. — Дверь была открыта. Я думал, ты уже вышла.
Он вышел, плотно прикрыв за собой дверь.
Из-за двери раздался ее голос:
— Я знаю, что тебя удивляет.
Он ничего не сказал ей, молча стоял. Но у него появилось ощущение, что она знала — знала, — что он все еще здесь. Как будто она могла видеть сквозь дверь.
— Тебе кажется, что я сошла с ума.
— Нет, — запротестовал он, — нет, Бобби…
— Я так же разумна, как и ты, — из-за двери продолжила Андерсон. — Просто я устала, как лошадь, и голодна, как собака, и очень похудела… но я в здравом уме, Гард. Думаю, ты сегодня уже не раз задумывался, не сходишь ли ты сам с ума. Ответ один: и ты, и я — мы оба вполне нормальны.
— Бобби, что здесь происходит? — Вопрос прозвучал как беспомощный крик.
— Погоди, вот я сейчас приму душ, а ты тем временем приготовишь нам завтрак. И я все тебе расскажу.
— Ты говоришь правду?
— Да.
— Ладно, Бобби.
— Я рада, что ты здесь, Гард, — сказала она. — Раз или два у меня было плохое предчувствие. Как будто бы у тебя что-то было не в порядке.
Гарднер вытер тыльной стороной ладони внезапно выступивший на лбу пот.
— Я приготовлю завтрак, — пробормотал он.
— Спасибо, Гард.
И он, как слепой, почти ощупью побрел на кухню.
Почти дойдя до кухни, он вернулся к двери ванной, потому что ему в голову пришла вдруг одна мысль:
— Где Питер, Бобби?
— Что? — спросила она, не расслышав вопроса из-за шума воды.
— Я спросил, где Питер? — повторил он, повысив голос.
— Умер, — после паузы ответила Бобби. — Я очень плакала, Гард. Но он был… ты знаешь…
— Старым, — прошептал Гарднер, и, сообразив, что она опять не услышит, повторил громко:
— Он был очень старым, так?
— Да, — отозвалась Андерсон сквозь шум воды.
Гарднер еще мгновение постоял у двери. Странно, но он был совершенно уверен, что Бобби солгала насчет того, что Питер умер.
Гард сварил восемь яиц и поджарил в гриле бекон. Он заметил, что в кухне появилась микроволновая печь, а также прибавилось количество дополнительных светильников: там, где готовят еду, над плитой и обеденным столом…
Он сварил кофе, черный и крепкий, и уже почти все поставил на стол, когда из ванной появилась Бобби, свежая и бодрая. Ее волосы были замотаны полотенцем.
— А гренки? — спросила она.
— Сама делай свои дурацкие гренки, — ворчливо сказал Гарднер. — Я приехал сюда не для того, чтобы готовить тебе завтрак.
Андерсон замерла:
— Ты прибыл сюда… Вчера? Под дождем?
— Да.
— Да что же это происходит?! Мюриел сказала, что ты освободишься не раньше тридцатого июня.
— Ты звонила Мюриел? Когда?
Андерсон махнула рукой, как будто это не имело никакого значения. Она вновь спросила:
— Что случилось?
Гарднер хотел было рассказать ей, но что-то сдержало его. Зачем, собственно, это нужно Бобби? Чем она поможет? Нет, не сейчас… возможно, позднее…
Возможно.
— Потом, — сказал он. — Я хочу знать, что происходит здесь.
— Сперва завтрак, — улыбнулась Андерсон, — потом остальное.
Бобби ела так жадно, будто уже очень давно не видела ни крошки. Она не проявляла ни малейших признаков депрессии. Доев, она обтерла салфеткой губы:
— Отлично, Гард.
— В Португалии лучшей похвалой повару считается отрыжка у клиента.
— А что они там, в Португалии, делают после сытного завтрака? Ложатся отдохнуть?
Она откинулась на спинку стула. Полотенце сползло с ее волос, и Гард едва подавил в себе бешеное желание схватить ее и утащить в постель. Слегка улыбнувшись, он сказал:
— Очень рад, что ты довольна.
Он бросил ей пачку «Кэмела». Она достала сигарету и вернула ему пачку со словами, что вряд ли осилит ее.
Когда она докуривала свою сигарету, он успел выкурить четыре.
— Ты осмотрелся, — начала Андерсон. — Я знаю, ты ходил и смотрел. Теперь ты понимаешь, как я чувствовала себя, когда нашла в лесу эту штуку.
— Какую штуку?
— Если я скажу тебе это сразу, ты решишь, что я сошла с ума. Позже я покажу тебе ее, а сейчас нам лучше просто поговорить. Расскажи, что ты увидел. Какие нашел перемены?
