— Вы будете петь арию шута?
— Да. Арию несчастного изгоя. Того, кто проклят, лишился любви и обречен на страдание. Всеми гонимого, презренного, — Арман взял Ольгу под руку, сделал вместе с нею несколько шагов к калитке и посмотрел ей в глаза, — очень одинокого существа!
— Хорошо… я знаю ноты и, пожалуй, смогу сыграть… Вы заходите за мной вечером, сейчас мне нужно идти… сестра одна дома! Я должна за ней присматривать…
Ольга положила руку на калитку, готовая вбежать во двор.
— Ваша сестренка такое милое дитя! — снова улыбнулся Арман. — Она сказала, что мы с ней некоторым образом знакомы?
— Говорила, я ее отругала!
— Напрасно. Очень забавная юная особа. Я ей говорю «ааа», она мне «бээээ». Боюсь, она зашвырнула коробку с туфлями, которую я оставил для вас, далеко в крапиву…
— На нее это похоже! — Ольга замешкалась у калитки, расставаться с соседом ей почему-то расхотелось, и она болтала без умолку: — Милое дитя, а носится — как вихрь враждебный. Заладила, что характер у нее такой же, как у отца. А чего там такой! Она залезла на крышу, спустила через трубу веревку. Я хочу взять утюг, а он прыгает кверху… у нее было четыре платья. Два — уже тряпки. Из третьего она выросла, одно я ей носить пока не даю. А три новых я ей сама сшила. Но все на ней так и горит. Вечно она в синяках, в царапинах. А она, конечно, подойдет, губы бантиком сложит, глаза голубые вытаращит. Ну конечно, все думают — цветок, а не девочка. А пойди-ка. Ого! Цветок! Тронешь и обожжешься.[16] Только что на трубе не пляшет, как натуральный черт! Вчера подралась с вашим племянником, сегодня отлупила палкой какого-то мальчишку из поселка!
«Вот кто нанес урон моим безмозглым приспешникам!» — Пестрый наряд Женьки мелькнул за стеклами дачи, Арман ухмыльнулся:
— Присматривайте за ней хорошенько, такой бойкой особе недолго попасть в дурную компанию!
— Придется опять посадить ее под замок! — Девушка пошла по дорожке к дому.
Арман долго смотрел ей вслед, затем глубоко вздохнул. Воздух уже стал прохладным и свежим — приближались сумерки.
Мальчишки пробирались через огороды прямиком к реке.
У берега сняли обувь, на ходу стащили одежду, шагнули с травы на горячий песок. Коля побежал первым, осторожно попробовал воду, оглянулся, крикнул приятелям:
— Холодная…
— Да ладно!
— Прыгнули!
Они разом с разбега бросились в реку. Тимур вынырнул, отбросил назад намокшие волосы, длинными саженками поплыл на другой берег — не угнаться!
Там можно было спрятаться: ивовые ветки склонялись к самой воде и шептались с грустными кувшинками. Ветер с полей доносил душный запах медовых трав. Вдруг в воздухе потянуло горьким запахом дыма — видно, неподалеку развели костер. Цикады тревожно щелкали в траве, напрягся и заскрипел старый мост над речкой. Солнце неумолимо клонилось к горизонту, стало алым, как кусок кумача.
Тимур закрыл глаза. Не было в вечернем воздухе ни сна, ни покоя.
Казалось, если подождать еще немного, то послышится цокот конских копыт, зазвенит сбруя, затрубят в горны сигнальщики, и он увидит, как неудержимой лавиной мчится через мост красная конница. Поскачет, развернув знамена, на главный бой, к далекому невидимому фронту…
Он что есть силы оттолкнулся ногами от берега и поплыл обратно. Выбрался из воды, когда ребята уже вовсю играли в «оживи покойника». Водил Гейко, ему завязали глаза, положили спиной на песок и дали в руки длинную палку — свечу. Этой палкой он вслепую отбивался от добрых собратий своих, которые, жалея лжеусопшего, пытались вернуть его к жизни, усердно настегивая крапивой по голым икрам, коленям и пяткам.
Конечно, стоило Тимуру выбраться из воды на песок, как дежурный покойник огрел его палкой по ногам под дружный хохот ребят. Даже овчарка, бегавшая следом за ребятами, звонко залаяла. В сердцах Тимур наклонился и стащил с Гейкиных глаз повязку:
— Ты чего?
— Дурацкая какая-то игра!
— Ничего не дурацкая, а очень старинная… это… обрядная! — обиделся Коля.
— Что в ней старинного? — Тимур отобрал у мальчишки пучок крапивы и закинул куда подальше в сторону заброшенного сада.
— В старые времена покойников всех подряд стегали крапивой, чтобы не схоронить кого прямо живьем, — объяснил Цыган. — Уснет, там, человек или приболеет. Потом проснется, ужаснется, кочевряжится, стучит. Только все без толку, гробик забит и землей присыпан!
— Ерунда. Бредни!
— Нет, Тимка, не бредни. Научный факт, — посерьезнел Коля Колокольников. — Называется — летаргический сон, я про него читал в энциклопедии. Людей сплошь и рядом хоронят заживо!
— А что потом будет с тем, кого заживо похоронили?
— Либо помрет — либо будет пить свою кровь и превратится в упыря…
— Ой… — Гейко раскурил папироску и передал рассказчику. — Страшно…
— Точно! У деда есть целая книжка про вампиров в революционном Париже. — Коля затянулся и продолжал: — Я чуть со страху не умер, пока читал! Тела раненых сбрасывали в общие могилы вместе с мертвецами, город очень быстро наполнился вурдалаками и оборотнями. Парижане трепетали от ужаса и боялись покидать дома после заката. Но отважным комиссарам Конвента[17] удалось изловить самого опасного вампира — маркиза Анре де Лакло Сангланта, по прозвищу Арман — ледяной поцелуй. Его заковали в цепи и ошейник с серебряными шипами, потому что вурдалаки очень боятся серебра, хотели предать революционному трибуналу и отправить на гильотину. Но нашлась невинная и чистая душа, которая одна во всем свете способна выпустить вампира из оков, и пожалела его… Возможно, он жив до сих пор…
Солнце сгинуло за горизонтом, небо стало тусклым и безжизненным, как засохшие цветы сирени. Черными молниями скользили по нему летучие мыши. С реки тянуло прохладой, песок быстро остыл, Тимур поежился:
— Подумаешь, книжка. В настоящей жизни никаких вампиров-упырей нет!
— …есть… они есть… есть… — зашептала вода, волна за волной накатывая на песок.
Компания перебралась на деревянные мостки:
— В книжке, понятное дело, любую ерунду можно написать. Читала нам учительша про «Графа Монтекристо». Как один французский фраер оборваться хотел с дома родного и десять лет копал подземный ход. Толку копать, если тюрьма на острове и кругом вода? Смешно, ей-богу, книжкам верить! — презрительно сплюнул в воду Цыган и перешел на взволнованный полушепот: — Упыри — другое дело, тут без обмана. Мне один жиган рассказывал. Его по малолетству, в угар НЭПа, словила на Москве облава. Вот посадили их всех не в милицейскую машину, как обычно, а в скорую помощь. Только на дверце рядом с красным крестом еще и капля крови была нарисована. Привезли в клинику. На воротах прямо указано «Институт крови». Привязали там каждого к койке, в вену иголки сунули, и давай из них кровь качать…
