— Нет, лучше не стоит, — скривился Флик. — Нас здесь всего только двое. Вдруг кто-нибудь из них начнет сопротивляться?
— А мы выведем парочку в коридор и с ними займемся. Давай, Карл! Будет весело!
Флик улыбнулся.
— Ну, ладно.
Конечно, сейчас это было не так захватывающе, как в Аусшвице. Там они могли бы устроить состязание, кто сломает заключенному больше костей и после этого еще заставит его работать. Но все же и здесь была возможность получить удовольствие.
Флик начал отыскивать в кармане ключ от последнего чулана, превращенного в импровизированную тюремную камеру. В их распоряжении было целых четыре комнаты, и при желании они могли бы разделить заложников, но вместо этого всех десятерых запихнули в одну крошечную каморку. Флик уже предвкушал, какие лица будут у них в тот момент, когда он откроет дверь — испуганные, с трясущимися губами, они увидят его улыбку и сразу поймут, что пощады от него ждать не придется. И от этого внутри у Флика все пело, а в груди разгоралось особое чувство — неописуемо радостное и волнующее; настолько упоительное, что он не мог уже жить без него и теперь страстно ждал каждого такого момента.
Он почти уже дошел до двери, как вдруг сзади послышался голос Вольца:
— Подожди минуточку, Карл.
Флик обернулся. Вольц напряженно вглядывался в коридор, ведущий к двору. На лице его читалось явное недоумение.
— Что там случилось? — спросил Флик.
— Что-то неладное с лампочкой. С самой первой — она гаснет.
— Ну и что?
— Она уже совсем погасла! — Он с тревогой посмотрел на Флика, потом опять в коридор. — А теперь гаснет следующая! — Вольц поднял «шмайсер», прицелился и тонким голосом закричал: — А ну, убирайся!
Флик опустил ключ в карман, схватил свое собственное оружие и побежал на помощь товарищу. Но пока он достиг пересечения коридоров, погасла уже третья лампа. Они ничего не видели в неожиданно сгустившейся темноте. Было похоже, что весь коридор заполнила какая-то плотная тень.
— Мне это не нравится, — тихо сказал Вольц.
— Мне тоже. Но я никого не вижу. Может быть, что-то случилось с генератором? Или провод испортился… — Флик не верил ни единому своему слову, как, впрочем, и Вольц. Но он должен был что-нибудь говорить, чтобы справиться с нарастающим страхом. Ведь эсэсовцы призваны внушать страх другим, а не испытывать его сами.
Стала гаснуть четвертая лампочка. Темнота подошла к ним почти вплотную.
— Давай отойдем, — сказал Флик, отступая в еще светлую часть коридора. Из-за двери темницы послышались встревоженные голоса заложников. Они не могли видеть потухшие лампочки, но тоже почувствовали неладное.
Съежившись за широкой спиной Вольца, Флик сильно дрожал — внезапно вокруг стало очень холодно. Он продолжал смотреть, как свет постепенно гаснет. Ему хотелось в кого-нибудь выстрелить, но никого не было видно — одна темнота впереди.
И тут эта тьма окружила его, заморозила конечности и отрезала всякую возможность видеть. На одну только секунду, которая показалась ему вечностью, рядовой Карл Флик оказался жертвой дикого животного ужаса, который он сам так любил вызывать у других. Он ощутил страшную, невыносимую боль, которую столько раз причинял другим людям. И больше ему в этой жизни не довелось почувствовать уже ничего.
* * *
Постепенно освещение вновь набрало прежнюю силу. Сперва в дальней части коридора, потом все ближе и ближе к комнатам лампочки стали медленно оживать. Единственные звуки, нарушавшие мертвую тишину, исходили от запертых в чулане румын: всхлипывание женщин и облегченные вздохи мужчин. Все они были рады, что охвативший их страх уже позади. Один из заложников попытался рассмотреть что-нибудь через Щель в двери. Его взору открылся небольшой кусок пола и часть противоположной стены коридора.
Но никаких признаков жизни он не увидел. Коридор был пуст, если не считать разлитой по полу крови, от густых луж которой поднимался на холоде пар. На стене тоже виднелись кровавые брызги, но здесь они были сильно размазаны. И эти смазанные следы очень походили на буквы алфавита, который даже показался ему знакомым, хотя слов он так и не смог разобрать. Слова эти напоминали необъяснимый ночной вой собаки — они вроде и здесь, рядом, и в то же время за пределами понимания.
Мужчина отошел от двери и, ни слова не говоря, присоединился к своим товарищам, кучкой сбившимся в дальнем углу помещения.
* * *
За дверью снова кто-то стоял.
Кэмпфер тут же открыл глаза. Он боялся, что кошмар может повториться. Но нет. На этот раз он не чувствовал поблизости никакого присутствия зла. Там, должно быть, стоял человек. Причем очень неуклюжий. Но если он пришел с тем, чтобы украсть что-нибудь, беднягу ждало горькое разочарование — незаметно проникнуть в комнату ему уже не удастся. И все же Кэмпфер на всякий случай вынул из кобуры пистолет и решил держать его наготове.
— Кто там? — громко спросил он.
Ответа не последовало.
Кто-то упорно пытался открыть дверь снаружи. Кэмпфер видел, как время от времени что-то загораживает свет, проникающий в комнату через щель под дверью. Однако это никак не помогало ему определить, кто там стоит. Он подумал, не зажечь ли фонарь, но потом решил не делать этого. Темная комната имела свои преимущества — незваного гостя хорошо будет видно в светлом дверном проеме, если ему все же удастся войти сюда.
— Назовите себя! — вновь потребовал он. Неизвестный перестал дергать ручку, и теперь было слышно, как что-то тяжелое наваливается на дверь с явной целью сломать ее. В темноте Кэмпфер мог и ошибиться, но ему показалось, что дверь начала прогибаться под натиском неведомой силы. А ведь толщина ее целых два дюйма! Нужно было что-то очень тяжелое, чтобы настолько выгнуть прочные дубовые доски. Треск дерева усилился, и майор почувствовал, что покрывается холодным потом. Деваться было некуда. И вдруг послышался другой звук — будто кто-то скреб острыми когтями, пытаясь разорвать неподатливый материал. Звук нарастал, становился все громче и полностью парализовывал его волю. Наконец дерево затрещало так, будто готово было разлететься на тысячу щепок, а петли начали со скрежетом отдираться от камня. Кэмпфер знал, что надо снять пистолет с предохранителя, но был не в силах пошевелиться.
И вот толстый засов не выдержал, дверь отчаянно скрипнула и широко распахнулась, громко стукнувшись о стену. На пороге выросли две фигуры. По каскам Кэмпфер сразу же узнал немецких солдат, а по форме сапог безошибочно определил, что это его собственные подчиненные. При их виде ему следовало бы расслабиться, но почему-то этого не происходило. Зачем им понадобилось ломиться к нему?
