Все ожидали ее на каменной платформе, стоя вокруг гейзера и держа в руках сухие ветки, которые должны были вспыхнуть, как только спустится темнота с обычной своей быстротой. Боялись, что Альбина не вернется. Никто не мог встретиться с Госпожой и остаться целым и невредимым - разве что бог или богиня. И потому, когда послышались уверенные шаги женщины, и она заблистала, словно луна, - все ярче и ярче по мере сгущения тьмы - люди упали на колени.
Привлеченные сверкающей маской, лесные животные - змеи, насекомые, хищники, грызуны, птицы - окружили Альбину. Инкские воины с женами и детьми затянули монотонное песнопение и в религиозном порыве пустились в пляску. Собаки лизали ей ноги. Логан, против обыкновения робкий, испустил, усевшись на землю, долгий и слабый стон - что-то среднее между вздохом облегчения и криком боли - при виде того, как преобразилась душа его возлюбленной, сделав ее далекой, как звезда. Тупакумару, одетый в церемониальный наряд, зажигал костры. Каракатица со шляпником, обнявшись, рыдали от счастья: Альбина победила и несла в редком по красоте кувшине лекарство, которое изгонит отвратительный вирус!
Колдун протянул Альбине соломинку, и она втянула в себя каплю цветочного эликсира. Дрожь освобождения пробежала по ее телу. Глубоким голосом она провозгласила:
- Собаке пришел конец! И вместе с ней - конец тирании Таши-лам! Я становлюсь собой! Обещаю вам, что солнце снова воссияет над землей инков! Этот лес перестанет быть глухим убежищем, мы явим его миру, распространим его на долины и горы, превратим пустыню в легкие мира, завоюем города завоевателей, научим их существовать, любить, творить и жить!
Тупакумару поднял свой жезл и несколько раз нарисовал в воздухе горизонтальную восьмерку. Попугаи изменили цвет с зеленого на золотистый. Индейцев охватил боевой порыв. Они вновь рухнули на колени, прославляя богиню в человеческом облике. Мама Окльо дала каждому псу по капле целебного напитка. Псы превратились в людей. С лучезарными лицами они оглядывали друг друга, но вскоре устыдились, так как были раздетыми. Инкские женщины, указывая на их бледные мужские принадлежности, весело забол-ботали что-то и протянули каждому по куску ткани. Потом они принесли глиняные сосуды с перебродившим соком чиримойи. Началось повальное пьянство. Дети, тоже выпившие, принялись прыгать через костры. Каждый раз, когда поднимался водяной столб, племя затягивало гимны под аккомпанемент тростниковых флейт и тамтамов, сделанных из выдолбленных древесных
стволов.
- Изабелла, милая моя малышка, добрая моя Каракатица, не смотри на меня глазами, полными слез... Благодаря тебе мне удалось стать той, кем я была всегда. Перестань считать, что я – та Альбина, для которой ты была спасительницей, матерью и наконец - верной подругой; не думай, что нечеловеческая маска похитит у тебя эту Альбину, наоборот - маска впервые преподносит ее тебе. Альбина была лишь отражением моей души, она явилась в мир с определенной целью, и, достигнув ее, исчезла. И теперь перед тобой стою я, Мама Окльо, вернувшая себе исконную мощь... Мое предназначение только начинает исполняться: прежде всего мне надо вернуть Каминье мир и спокойствие, отнятые мной, а затем - научить несчастных людей, как сделать плодородными их пустынные земли. Все это завершится, когда континент превратится в сплошной сад! Знай, что моя признательность тебе не имеет пределов! И если ты не отвергаешь перемен во мне, обними меня!
Каракатица поспешила к белой великанше и, склонив голову ей на грудь, разразилась длинными, хриплыми рыданиями. Тупакумару поднес ей большой горшок с отличной огненной водой. Со смехом помотав головой, будто стряхивала большую блоху, Каракатица осушила половину горшка и влила вторую в своего коротышку. Последствия не заставили себя ждать. Оба повалились наземь и покатились к отверстию в каменной платформе. Горячая струя подбросила их вверх; в конце концов, они застряли в кроне густолиственного мирта, где и заснули, словно были одним созданием. Мама Окльо позвала Логана. Пес, смиренно прижимая к земле белое брюхо, с жалобным стоном подполз к своей возлюбленной. Она взяла его за передние лапы и, встав на колени, подняла. Оба смотрели теперь друг другу в глаза.
- Ты страдаешь больше всех, любимый. В мире людей ты был Бочконогим, зловредной опухолью, из которой, словно золотая роза, пробилось высшее существо, великолепное, благородное животное; таков ты и сейчас. Когда я превращалась в собаку, все в тебе было восхитительно для меня - твоя шерсть, сплетавшаяся волосками с моей,
ласка твоих зубов, сильно и нежно прижимавшихся к моей шее, твой мощный член, превращавший мои яичники в водостоки... Да, ты сумел пробудить во мне, до того безразличной к мужским чарам, животную любовь, воспоминание о которой и теперь согревает кровь в моих жилах. Но ты должен примириться с тем, что потерял свою самку. То, что для тебя было чудодейственным превращением, для меня оставалось заразой, едва не разъевшей мою душу. Как человек, ты стоял ниже собаки, и преображение сделало тебя достойным высшего дара. Но я - я, наоборот, скатывалась все ниже и превратилась бы в животное. Иногда единственное, что двигало мной, - это желание отдаться как можно большему числу самцов. К счастью, пришел ты и воспрепятствовал падению... Благородный пес, ты, вместе с Каракатицей, вместе с Амадо Деллароза (он предложил нам пристанище, когда мы были на положении отверженных), стал моим спасителем! Я знаю, что ты не хочешь вернуть себе человеческий облик: во-первых, ты опять станешь Бочконогим, а во-вторых, будешь одиноким, потому что Альбины, желанной для тебя больше жизни, уже нет. Я, Мама Окльо, принадлежу к расе, недосягаемой для людей. Представь только: все обитатели этой планеты, поколение за поколением, умрут на моих глазах... Да, мой Логан, пока что ты останешься прекрасным белым псом. Когда я сумею дать тебе утешение, ты получишь волшебное питье. Будь терпелив.
Празднество закончилось глубокой ночью. Усыпленное крепким напитком, племя погрузилось в счастливый сон. Мама Окльо не нуждалась в сне. Она дождалась начатков зари. Попугаи, розовые и желтые, взмыли стайкой - в центре летел серебристый, похожий на холодный глаз, - и разнесли радостное щебетание вплоть до горных вершин. Вернулись они ослабевшими, с оперением цвета хаки. Светлый вожак исчез. Мама Окльо тяжко вздохнула:
- Самые страшные опасности подстерегают на обратном пути.
Часть третья. Сверкающая утренняя звезда
Ты пришел с побережья величайших
тревог, лицо твое потрескалось от
вечности и от песнопений. Я знаю: все
