Луис положил руки на плечи дочери.
— Элли, оставайся здесь. С веранды — ни шагу! Поняла?
— Пап, мне страшно, — прошептала девочка.
«Привидения» неслись по дорожке к машине и звали маму.
Луис тоже поспешил на кухню, не обращая внимания на хныкавшую Элли — она просила его остаться с ней.
Норма лежала на бугристом линолеумном полу, вокруг рассыпаны яблоки и шоколадки. Падая, она, очевидно, схватилась за блюдо и уронила его на пол. Как игрушечный пластиковый диск-бумеранг, блюдо приземлилось подле хозяйки. Джад наклонился, принялся растирать жене запястья, тревожно взглянул на Луиса.
— Помогите, Луис. Помогите Норме. Похоже, отходит она.
— Подвиньтесь. — Луис опустился на колени, раздавив пакетик с соком. Штанина намокла, по кухне разнесся яблочный аромат.
ОПЯТЬ ТЕНЬ ПАСКОУ, мелькнула мысль, но Луис ее тут же прогнал, быстро и решительно.
Нащупал пульс у Нормы — слабый, неровный, учащенный. Даже не пульс, а какие-то судорожные спазмы. Страшная аритмия, того и гляди, сердце остановится, КАК У ЭЛВИСА ПРЕСЛИ, подумал он.
Он расстегнул платье, под ним — шелковая кремовая нижняя рубашка. Повернув старушке голову вбок, принялся делать искусственное дыхание. ЛИШЬ БЫ РЕБРА НЕ СЛОМАТЬ. КОСТИ-ТО СТАРЫЕ, ХРУПКИЕ. СПОКОЙНО, БЕЗ ПАНИКИ. ВЫДЕРЖАЛИ БЫ ЛЕГКИЕ.
— Джад, послушайте: возьмите Элли, переведите ее через дорогу, только осторожно, под машину не угодите. Расскажите все Рейчел. Попросите, пусть достанет мой чемоданчик. Не тот, что в кабинете, а тот, что в ванной на полке. Скажите ей, чтоб позвонила в Бангор, вызвала «Скорую».
— Может, лучше в Бакспорт, все ближе.
— В Бангоре быстрее обернутся. Идите. Сами не звоните. Пусть Рейчел. И не забудьте про чемоданчик. Он понадобится. УЗНАЙ ОНА, ЧТО СТРЯСЛОСЬ, САМА НИ ЗА ЧТО НЕ ПРИНЕСЕТ.
Джад ушел. Хлопнула дверь из проволочной сетки. Луис остался наедине с Нормой Крандал и яблочным ароматом. Было слышно, как в гостиной тикают старые часы с недельным заводом.
Вдруг Норма всхрапнула. Дрогнули веки. Луиса прошиб холодный пот: СЕЙЧАС ОТКРОЕТ ГЛАЗА И ЗАГОВОРИТ О КОШАЧЬЕМ КЛАДБИЩЕ.
Но она взглянула на Луиса, кажется, признала его и вновь закрыла. Луису стало стыдно за себя, за то, что поддался глупому страху — на него это не похоже. И вместе с тем на душе полегчало, появилась надежда. Во взгляде старушки читалась лишь боль, а не предсмертная агония. Вряд ли это апоплексический удар, решил он с самого начала.
Луис устал, вспотел, дышал тяжело. Только на телевидении искусственное дыхание представляют легкой забавой. А глубокий массаж грудины отнимает столько сил, завтра руки и плечи будут болеть.
— Чем вам помочь? — услышал он за спиной.
Оглянулся: в дверях, прижав руку к груди, нерешительно застыла женщина в свободных брюках и коричневом свитере. Мать «призраков», что ли?
— Спасибо, ничего не нужно, — отказался было он, но тут же переменил решение: — Впрочем, намочите, пожалуйста, тряпицу, отожмите и положите ей на лоб.
Сам же взглянул на Норму. Та снова открыла глаза.
— Луис, я упала, — прошептала она, — наверное, сознание потеряла.
— Небольшой спазм сосудов. Ничего страшного. Сейчас не напрягайтесь и не разговаривайте.
Он снова проверил ее пульс. Частый, точно морзянка: сердце то билось ровно, то начинало трепыхаться, то мерцать, потом вновь ритм налаживался. Тук-тук-тук, шлеп-шлеп-шлеп, тук-тук, тук-тук, тук-тук. Не очень обнадеживающая картинка, но бывают случаи сердечной аритмии и похуже.
Женщина принесла влажную тряпицу, положила Норме на лоб и в нерешительности отошла. Вернулся Джад с чемоданчиком Луиса.
— Ну, как дела?
— Все образуется. — Луис смотрел на Джада, но говорил на самом деле для Нормы. — «Скорая» выехала?
— Ваша супруга им сейчас звонит, я уж дожидаться не стал, бегом — сюда.
— Только не в больницу! — прошептала Норма.
— Только в больницу! — твердо сказал Луис, — дней на пять. Там вас осмотрят, подлечат. А оттуда, Норма, своими ногами — домой. Будете упрямиться, заставлю съесть все эти яблоки с кожурой и сердцевиной.
Норма слабо улыбнулась и снова закрыла глаза.
Луис открыл чемоданчик, порывшись, достал пузырек, вытряхнул на ладонь крошечную таблетку— штук пять уместилось бы только на ногте. Закупорил пузырек, обратился к Норме, зажав таблетку меж пальцами.
— Вы меня слышите?
— Слышу.
— Откройте рот. У меня для вас тоже гостинец. Держите пилюльку под языком, пока не рассосется. Немножко горчит, но потерпите. Хорошо?
Норма послушно открыла рот, запах тяжелый, затхлый. У Луиса защемило сердце: больно смотреть на старушку, распростертую на полу среди яблок и шоколадок. Ведь когда-то и ей было семнадцать, и соседские парни засматривались на ее высокую грудь. И все зубы у нее были свои, а не вставные, а сердце резво прыгало, точно норовистый жеребенок.
Поморщившись, она упрятала таблетку под язык — горькая. Все лекарства не сахар. Но, в отличие от Виктора Паскоу, она не безнадежна, она видит, слышит, говорит. Пожалуй, кризис наступит завтра, прикинул Луис. Вот она повела рукой. Джад положил ее к себе на ладонь.
Луис поднялся, взял с пола блюдо, принялся собирать праздничные гостинцы. Незнакомка представилась миссис Баддинжер, она жила неподалеку. Помогла Луису собрать яблоки и конфеты и попрощалась: при дороге ее ждала машина, а там — перепуганные сыновья.
— Спасибо, миссис Баддинжер.
— Не за что. Сегодня помолюсь о здравии Нормы. Слава Богу, что вы, доктор Крид, оказались рядом.
Луис лишь смущенно махнул рукой: мол, пустяки.
— Верно, верно, доктор, — поддержал соседку и Джад. И снова — спокойно и уверенно — взглянул Луису в глаза. Он уже взял себя в руки. Ни следа страха и растерянности. — Я ваш должник, Луис.
— Да бросьте. — И Луис помахал на прощание миссис Баддинжер. Та улыбнулась и помахала в ответ. Подняв яблоко, Луис откусил… и у него едва не свело челюсти, таким оно оказалось «сладким». Впрочем, все равно вкусно. РАЗВЕ Я НЕ ЗАСЛУЖИЛ ГОСТИНЦА? И с удовольствием доел. Только сейчас он почувствовал, что голоден как волк.
— Нет, нет, я ваш должник, — настаивал Джад, — если что у вас случится — первым делом ко мне.
— Договорились! — кивнул Луис. — К вам!
Через двадцать минут из Бангора приехала «Скорая». Луис со двора наблюдал, как санитары переносили Норму в машину, через дорогу в окне гостиной мелькнуло лицо Рейчел. Луис помахал ей, она — ему.
