— Бобби, а откуда Тед приехал?
— Не знаю. Он никогда про это не говорит.
Салл-Джон кивнул, словно другого ответа и не ждал. Он снова начал упражняться с бо-ло. Вверх и вниз, и поперек — хлоп-хлоп-хлоп.
В мае Бобби начал все чаще думать о летних каникулах. Ведь на свете и правда не было ничего лучше «Большого Кана», как их называл Салл-Джон. Он будет много часов проводить с друзьями и на Броуд-стрит, и в Стерлинг-Хаусе по ту сторону парка — летом в Стерлинг-Хаусе было чем заняться, включая бейсбол и еженедельные поездки на Патагонский пляж в Уэст-Хейвине, — и все равно у него будет оставаться еще много времени для себя. Ну, конечно, время читать, но больше всего на этот раз он хотел подыскать работу часа на два в день. В банке с надписью «Велофонд» у него лежало чуть больше семи монет, а семь монет все-таки начало, хотя и не то чтобы прекрасное начало. При такой скорости Никсон успеет два года побыть президентом, прежде чем он поедет в школу на велике.
В один из этих почти-почти каникулярных дней Тед вручил ему книгу в бумажной обложке.
— Помнишь, я тебе говорил, что есть книги, в которых сюжет хороший и стиль тоже? — спросил он. — Вот одна такой породы. Запоздалый подарок ко дню рождения от нового друга. То есть я надеюсь, что я твой друг.
— Так и есть. Большое спасибо! — Несмотря на восторженную ноту в голосе, Бобби взял книгу с некоторым сомнением. Он привык к карманным книжкам с яркими кричащими обложками и сексуальными зазывными строчками — «Она свалилась в сточную канаву… и провалилась еще ниже!» А эта была не такая. Обложка была почти вся белая. В одном углу был виден набросок — еле-еле различимый: мальчики, стоящие кольцом. Называлась книжка «Повелитель мух». Над заголовком не было никакой зазывной строчки. Даже вроде «История, которой вам никогда не забыть». В общем и целом выглядела она неприветливо, отпугивающе, словно сообщала, что история под обложкой будет тяжелой. Против тяжелых книг Бобби ничего не имел, при условии, что они входили в список внеклассного чтения. Однако для чтения ради удовольствия, считал он, истории должны быть легкими — автор должен делать все, только не заставлять ваши глаза метаться туда-сюда. Не то какое удовольствие ее читать?
Он хотел было перевернуть книгу, прочесть то, что написано на задней обложке. Тед ласково положил ладонь на руку Бобби, помешав ему.
— Не надо, — сказал он. — Как личное мне одолжение — не надо.
Бобби непонимающе поглядел на него.
— Книга должна быть, как неисследованные земли. Приступай к ней без карты. Исследуй ее и составь собственную карту.
— А если она мне не понравится?
Тед пожал плечами.
— Тогда не дочитывай ее. Книга — как насос. Он ничего не выдаст, если прежде ты не зарядишь его. Заряжаешь насос собственной водой, качаешь ручку, тратя собственную силу. И поступаешь так, ожидая, что получишь больше, чем отдал… со временем. Понимаешь?
Бобби кивнул.
— Долго ты будешь заряжать насос и качать, если из него ничего не польется?
— Наверное, недолго.
— В этой книге на круг двести страниц. Прочти первые десять процентов — то есть двадцать страниц, я ведь уже знаю, что с математикой у тебя похуже, чем с чтением, — и если она тебе не понравится, если она не будет давать больше, чем забирать, отложи ее.
— Вот если бы и в школе так! — сказал Бобби. Он вспомнил про стихотворение Ралфа Уолдо Эмерсона, которое они должны были выучить наизусть. Оно начиналось: «Где над потоком изогнулся деревянный ветхий мост». Эс-Джей называл поэта Ральф Балда Эмерсуп.
— Школа — другое дело. — Они сидели за кухонным столом Теда, глядя на задний двор, где все цвело. Баузер, пес миссис О’Хара, оглашал мягкий весенний воздух нескончаемым «руф-руф-руф». Тед курил «честерфилдку». — И, кстати, о школе: эту книгу туда с собой не бери. В ней есть вещи, которые твоя учительница наверняка сочтет не подходящим для тебя чтением. И начнется фантасмагория.
— Чего-чего?
— Скандал. А если у тебя будут неприятности в школе, они будут у тебя и дома. А твоя мать… — рука с сигаретой начертила в воздухе маленький зигзаг, и Бобби сразу его понял: «Твоя мать мне не доверяет».
Бобби вспомнил, как Кэрол сказала, что Тед, может быть, прячется от кого-то, и вспомнил, как его мать сказала, что Кэрол все подмечает.
— А что в ней такого, что у меня могут быть неприятности? — он посмотрел на «Повелителя мух».
— Ничего, из-за чего стоит беситься, — сухо сказал Тед, раздавил сигарету в жестяной пепельнице, пошел к маленькому холодильничку и достал две бутылки шипучки. Там не было ни пива, ни вин — только рутбир, шипучка из корнеплодов и стеклянная бутылка сливок. — Ну, разговоры о том, чтобы загнать копье в задницу дикой свиньи, — вот самое плохое. Тем не менее есть взрослые, которые видят только деревья, а лес — никогда. Прочти первые двадцать страниц, Бобби, и ты не остановишься, обещаю тебе.
Тед поставил бутылки на стол, сдернул крышечки открывалкой, взял свою бутылку и чокнулся с бутылкой Бобби.
— За твоих друзей на острове.
— Каком острове?
Тед Бротиген улыбнулся и выстрелил из смятой пачки последнюю сигарету.
— Скоро узнаешь, — сказал он.
И Бобби узнал, и ему не понадобилось двадцати страниц, чтобы узнать, что «Повелитель мух» — клевая книга, может, самая лучшая из всех, которые он читал. На десятой странице он был заворожен, к двадцатой был полностью покорен. Он жил на острове с Ральфом, Джеком, Хрюшей и малышней. Он до дрожи боялся Зверя, который оказался разлагающимся трупом летчика, запутавшегося в своем парашюте; он следил сначала с огорчением, а потом с ужасом, как безобидные школьники превращались в свирепых дикарей и под конец устроили охоту на того из них, кто сумел сохранить остатки человечности.
Книгу он дочитал в субботу, за неделю до окончания учебного года. Когда наступил полдень, а Бобби все еще оставался у себя в комнате, вместо того чтобы играть с друзьями, смотреть утренние субботние мультики и даже слушать «Веселые мелодии» с десяти до одиннадцати, мама заглянула к нему и велела, чтобы он перестал утыкаться носом в эту книгу, поскорее встал и пошел бы в парк или куда-нибудь еще.
— Где Салл? — спросила она.
— На Долхаус-сквер. Там концерт школьного оркестра. — Бобби смотрел на свою маму в дверях, на привычные вещи вокруг ошеломленным недоумевающим взглядом. Мир книги стал настолько живым, что этот — настоящий — выглядел теперь поддельным и тусклым.
— А твоя девочка? Позови ее с собой в парк.
— Кэрол — не моя девочка, мам.
