— Именно это и случилось с тем человеком в «Сити-отеле», — сказал Брэди.
— Он, видимо, съел в салате кусочек слизня. Все, что касается этих чертовых существ, летально. Болезни, которые они несут, вирулентны.
Брэди тяжело опустился на стул:
— Чем их больше, тем больше людей они могут заразить. Тонкий слизистый след, который я видел, тело Рона Белла и теперь это! И везде виноваты слизни!
— Может быть, надо заявить в полицию? — сказал Фоли.
— Что они могут сделать? Арестовать чертовых слизней? Кроме того, если мы придем к ним и скажем, что в городе слизни-убийцы, они просто посадят нас под замок…
— И я бы их за это не осудил, — заметил Фоли. — Так что же нам делать?
Наступило долгое молчание. Наконец Фоли неуверенно заговорил:
— Мне надо попытаться составить для них особый яд. Причем такой, чтобы он действовал только на слизней. Ведь если они используют для передвижения канализационные трубы, то значит, они уже повсюду.
Слова Фоли повисли в воздухе. Брэди почувствовал, как холодные пальцы страха схватили его за горло.
Клив Талбот пытался найти на панели управления «Фергюсон Хай-Фай» кнопку включения проигрывателя. Удивленный количеством светящихся циферблатов и кнопок, он повернулся к сидевшей на диване Донне Мосс.
— Как работает эта чертова машина? — спросил он, вертя пластинку в руках.
Донна улыбнулась ему, поставила на стол свой стакан с «баккарди», подошла к стереосистеме, повернула рычажок и диск проигрывателя пришел в движение.
— Хитрая ты бестия, — сказал Клив, ставя пластинку.
Донна, слегка спотыкаясь, вернулась к дивану и плюхнулась на него. У ее ног стояла почти пустая бутылка «баккарди». Она пила с восьми часов, а серебряные часы на камине показывали уже девять пятнадцать. Клив настроил кнопку «бас» так, что голос певца загремел из обоих колонок. Довольный собой, Клив поднялся и подсел к Донне. Она с охотой подвинулась ближе к нему, ее рот искал его губы. Клив откликнулся сразу, и его рука шарила у нее под юбкой, приближаясь к трусикам. Донна отпрянула.
— Остановись, — попросила она, краснея.
— Что сказал бы твой старик, если бы сейчас нас увидел?
Донна только пожала плечами и допила то, что еще оставалось у нее в стакане:
— Может быть, его разозлило бы куда больше, что мы пользуемся его музыкальной системой.
— Да, клянусь, что это так бы и было, — ответил Клив и обвел взглядом комнату.
Он мог себе представить выражение лица старого Мосса, если бы тот увидел сейчас свою дочь, лежащую на коленях у парня, которого он ненавидел. Клив никогда не мог найти общего языка с ее родителями. Они задирали нос перед всеми своими соседями. Джеймс Мосс работал в городском совете, а отец Клива только в совете нового района. Поэтому Мосс-старший смотрел сверху вниз на приятеля своей дочери. Много раз Клив пытался порвать с ней, но потом они вновь начинали встречаться. Они встречались уже почти год, и она стала для него чем-то привычным. Может быть, он ее любил, но точно не знал. Если бы и любил, то никогда бы не сказал этого Донне, и если бы об этом узнал кто-нибудь из его приятелей, он не смог бы посмотреть ей в глаза.
В свои восемнадцать лет Клив Талбот пребывал еще в том полувзрослом состоянии, когда слишком большое внимание к противоположному полу вызывает насмешки. В кругу его близких друзей считалось, что девушки годятся только для одного, и это со всей справедливостью можно было отнести и к Донне. Она была на год моложе Клива, но ее сексуальные потребности находились на грани нимфомании, и это явно забавляло молодого человека, как и мысль о том, что сказал бы ее отец, если бы узнал, что его дорогая дочь потеряла невинность в тринадцать лет… Кстати, с одним из приятелей Клива.
Клив был единственным ребенком в семье и жил вместе со своими родителями всего в получасе ходьбы от Донны или десяти минутах езды на его «Ямахе-250». Но одна сволочь разбила его мотоцикл месяц назад. Клив все еще не остыл от злости и клялся, что найдет мерзавца и тому придется очень пожалеть о содеянном.
Он не пошел в полицию. Это было бы все равно бесполезно, да и с полицией у него непростые отношения. Они его ловили несколько раз на мелочах. Мотоцикл он получил в подарок от родителей к восемнадцатилетию. Ни у кого из его друзей не было ничего подобного. Сам Клив не работал уже два года, с тех пор, как окончил школу. Он искал работу и никогда не переставал ее искать, но слова отца о том, что правительство думает только о богатых и состоит из богачей, начинали на него действовать. Вообще-то он никогда особенно не слушался родителей, но отец работал теперь в магазине для строительных рабочих, и Клив начал постепенно понимать, что ненависть отца к правительству вполне справедлива.
Поэтому, когда Клив посмотрел на фотографию Джеймса Мосса, стоящую на телевизоре, в нем поднялась волна гнева.
— Когда вернутся твои родители?
— Поздно.
— Как поздно? — с раздражением спросил он.
— Часа в два ночи, — сказала она и опять потянулась за «баккарди». Но Клив перехватил бутылку и отставил в сторону:
— Полагаю, тебе уже достаточно.
Подумав секунду, она привлекла его к себе:
— Может, мне удастся упросить тебя, чтобы ты вернул бутылку?
Она стала его целовать, продвигая свой язык к нему в рот. Он откликнулся с энтузиазмом. Ее рука потянулась к «молнии» на его брюках, он расстегивал пуговицы на ее блузке. Проникнув внутрь, его пальцы принялись гладить нежную кожу. Потом опытными пальцами он расстегнул застежку ее лифчика и отбросил его в сторону, обнажив маленькие крепкие груди. Взяв одну из них в ладонь, он большим и указательным пальцами стал гладить сосок, пока тот не сжался.
— Пойдем наверх, — шепнула она.
— Иногда ты просто очаровательна.
— Теперь я заслужила свою выпивку.
Он протянул ей бутылку, стараясь расстегнуть джинсы. Весь его гнев и раздражение исчезли. Он усмехался.
— Что такого смешного? — спросила она.
— Если бы твой чертов отец увидел тебя сейчас, у него бы случился инсульт.
— Мама с удовольствием отдала бы меня в школу при монастыре, — засмеялась Донна.
Клив наблюдал, как она пьет, качая головой. На ней еще оставалась блузка, прикрывавшая обнаженную грудь. Длинные каштановые волосы рассыпались по плечам. Перманент она делала давно, и только на концах волос оставались завитки. На лице совсем не было косметики, только на верхних веках, и, когда она смотрела на него, эти два голубых полукружья его просто гипнотизировали.
Может, он действительно в нее влюбился?
