— Барнабас, — прошептала я, и лишь одно слово потребовало от меня огромных усилий, — что-то не так.
— Что такое? — спросил он в явной панике, и поднял меня на руки. — Что с тобой? Не ушиблась?
Мой взгляд упал на амулет, и я вытаращилась на него с изумлением. Он был абсолютно черным. Нет, вернее он был такого глубокого насыщенного фиолетового цвета, что казался черным. И тут меня осенило — сияние амулета сдвинулось по спектру.
Голова раскалывалась на части, и я ахнула, увидев звезды. Они излучали радужное сияние всех немыслимых оттенков. Я видела каждый луч, каждую волну света исходящую от них. Слезы полились из моих глаз. Это было слишком. Я всего лишь человек. Я никогда не должна была увидеть все это, я никогда не должна была узнать, что такие цвета существуют.
— Мэдисон! — Барнабас повернул мое лицо к себе, и я, рыдая, вцепилась в него, как в единственный оплот реальности в окружающем меня хаосе.
— Что-то… неправильно, — всхлипнула я. Я так хотела увидеть звезды еще раз, но мой человеческий разум был не в силах постичь это великолепие.
— Я найду Рона, — сказал Барнабас. Его голос был мрачным, и хотя зыби головокружения затягивали меня, я сфокусировалась на нем.
— Нет, — беззвучно шепнула я, потом чуть громче. — Нет! Только не позволяй мне смотреть на звезды.
Я плакала, и видела, как синие потоки исходят от меня, накрывая Барнабаса как волны на пляже.
— Не позволяй мне смотреть на звезды… — прошептала я.
Я почувствовала, что мой разум раскрывается навстречу синеющему хаосу, и ощутила панику светлого жнеца.
Как угасающий огонек, он превратился в синюю дымку и исчез. Мгновение спустя я оказалась одна, и все, что удерживало меня от объятий бесконечности, было тепло его ауры рядом с моей, ибо я полностью погрузилась в сосредоточие времен.
Черт побери, где я? — подумала я, наблюдая, как будто сквозь голубую дымку, как мои пальцы двигаются, берут спинку кресла на колесиках и разворачивают его в направлении компьютера передо мной. Ну и дела, я в комнате Шу! И эти пальцы на самом деле не выглядят как мои…
— Посмотрим, как вам это понравится, — почувствовала я, как произносят мои губы, затем услышала это мгновение спустя как мужской раздраженный голос.
Дерьмо! Я нахожусь внутри Шу? — думала я, но мне нужно было сесть, или скорее Шу нужно было, я повернула голову, сама того не желая, чтобы проверить, закрыта ли дверь. Откидываясь в кресле, я посмотрела на задернутые занавески. Едва заметная мысль, что я видела кого-то за окном, убегающего прочь, пронеслась у меня в голове.
Барнабас и я, — подумала я, посмотрев на чужие руки, но, очевидно, Шу не чувствовал меня так, как я могла чувствовать его. Это было странно, и мне не нравился голубой оттенок, который был на всем. Я могла слышать сердцебиение Шу и чувствовала его дыхание, ощущая, как воздух в легких становится спертым перед тем, как он его выдыхает. У него чесалась нога, и меня сводило с ума то, что он никак не почешет ее. Мне было жарко, я была раздражена, и впервые за многие месяцы, я вспомнила как это — быть голодной.
Я вижу будущее, — подумала я, память об адреналине пронеслась в голове и смешалась с гневом Шу. Это момент перед тем, как все случится.
— Это обещает быть интересным, — слышала я, как бормотал Шу, наклонившись вперед и быстро стуча пальцами по клавиатуре. — Никто не докажет, что это был я. Я умнее, чем все вы, дурачки, думаете.
У меня пальцы онемели, когда печатанье перешло в звонкий удар по клавиатуре.
— Господи, ну и тормозной же этот компьютер, — слышала я свое бормотанье, чувствуя раздражение которое не было моим.
Шу, нет! Из-за тебя умрут люди! — думала я, пытаясь заставить его услышать меня, но он, безо всяких признаков, что почувствовал меня, встал и приложил ухо к двери, прислушиваясь, не идет ли Эйс.
Черт побери, я догадывалась, что это будет непросто, но теперь я начинала чувствовать отчаянье, нарастающее в нас обоих, наблюдая, как все происходит, и не в силах остановить это, не в силах заставить его услышать меня в его голове.
Взволнованный Шу грыз ногти, пока записывался диск. Чисто, чисто, все должно быть чертовски чисто, я слышала, как он думает, выковыривая краску из-под ногтя и щелчком запуская ее в центр комнаты. Нужно убираться отсюда, отдалось эхом в нашем общем разуме.
Шу, остановись! — кричала я мысленно в его голове, но он встал перед компьютером, оттолкнул назад кресло, и нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, ждал. Боже! Может этот кусок дерьма работать еще медленнее?
Наконец-то диск записался и лоток выехал. Я потянулась к нему и, хотя я и не могла видеть это, я знала, что он улыбается на изображение капающей черной птицы. Он засунул диск в задний карман, и поток эмоций пролился в меня.
Как же это все его достало. Он знал его всю свою жизнь, и вот как он с ним обошелся? Они все узнают завтра в школе. Он удостоверится, что все узнают, кто ответственен за это. А его так называемый друг может свернуться калачиком и сдохнуть — ему наплевать.
Шу! — выкрикнула я, но волна еще более насыщенной голубизны затуманила мне зрение.
Мир, казалось, вывернулся на изнанку, и я потеряла равновесие. Снова я оказалась потерянной в черной материи времени, подсвеченной яркой линией миллиона сознательных мыслей. Раздалась вспышка голубого света и потом, с точностью взрыва, я вернулась обратно. В некотором роде.
Мне нехорошо, подумала я, и потом волна удовлетворения, источник которой мне был неизвестен, поглотила все остальное. Я ничего не видела. Синева такая глубокая, что казалась почти черной, заполонила мне взор, пока я больше ничего не могла видеть, но я знала, что нахожусь в чьем-то разуме. Этот кто-то чувствовал себя комфортно, и я могла ощущать сердцебиение… и запах пищи. У меня были жирные пальцы, и я ощутила острый приступ голода, когда осознала, что ем что-то соленое.
Как будто сквозь пелену, я слышала комедийный сериал по телевизору, хотя единственное что могла разобрать — это смех. На заднем фоне я слышала женский голос; звук пауз и прерываний заставил меня думать, что она говорит по телефону.
— Нет, — сказала она. — Они никого не пускают, особенно волонтеров. Они — главные подозреваемые, но и по всей больнице идет расследование.
Я почувствовала, как моя грудь двигается от тихого смеха, прилив радости одновременно делает меня счастливой и злит. Шу был доволен, но я была вне себя от злости. Не то, чтобы он это чувствовал.
Но это еще не произошло, думала я, размышляя о том, что я, должно быть, дальше в будущем, потому как единственное, что я могла разобрать — так это голоса. Голоса и чувство голода. Господи, как же я скучала по этому чувству, у меня рот наполнился слюной, когда я почувствовала, как ем чипсы.
