Старое кладбище в Марре открыто для всякого посетителя: оно усердно воздает память ушедшим, сохраняя на надгробиях имена, даты и эпитафии; чтятся здесь и последние в роду, и представители поколений, подвергнутых остракизму; расположено оно на плоской безлесной возвышенности, где за низкой стеной виднеется колокольня покосившейся от времени церкви. Через кладбище пролегает удобная дорога, и случайный прохожий медлит нередко, проникаясь почтительным сочувствием к колоссу со сгорбленными каменными плечами, увитыми густым плющом (именно такой образ невольно вызывает в воображении величественная постройка). Мисс Сьюзен и мисс Эми, до сих пор редко здесь бывавшие, однажды майским утром присели на нагретую солнцем могильную плиту, озирая окрестности в состоянии какого-то затаенного смущения. Все их теперешние прогулки утратили осмысленность, словно на полпути к цели их что-то останавливало, и они поворачивали обратно, не выказывая интереса к окружающему. Между тем желаемый предмет обсуждения — одинаковый для обеих, о котором они только и мечтали, — явственно вставал перед их умственным взором с самого начала прогулки, но всякий раз кузины возвращались домой, утомленные стараниями избежать даже отдаленнейших намеков на скользкую тему. В то утро, когда до дома уже было рукой подать, кузины острее, чем когда-либо, прониклись настоятельной потребностью вторгнуться в запретную область: рискованные фразы готовы уже были сорваться у них с языка, но тут Сьюзен без всякого видимого повода вдруг рассеянно оборонила, обращаясь словно в пустоту:
— Надеюсь, дорогая моя Эми, ты не обидишься на мои слова… Знаешь, я должна тебе признаться… Мне очень, очень тебя жаль.
— Знаю, — спокойно кивнула Эми. — Я давно это по тебе чувствую. Но какой же у нас выход?
Мисс Сьюзен опешила, и сердце у нее сжалось. Ей сразу же стало ясно, что взрыва негодования со стороны Эми опасаться незачем: Эми не возмутится чужой проницательностью, не выразит бурного протеста против попыток учредить над ней опеку. В голосе Эми сквозила беспомощность: значит, и она сама пребывала в глубоком смятении.
— И тебе тоже меня жаль?
Эми окинула кузину усталым взглядом и положила ей руку на запястье:
— Милая моя подруга! Ты вполне могла бы открыться мне и раньше, но в конце концов, разве мы обе не должны были предвидеть все это наперед?
— Мы и предвидели, — отозвалась Сьюзен, — но что было делать? Оставалось только ждать…
— Но ждали мы с тобой не поодиночке, а вдвоем, — возразила Эми. — Это и поддерживало нас больше всего. Главное же — помогло привязать Катберта к себе…
— Да-да, кто бы еще, кроме нас, поверил в то, что он бывает здесь? — утомленно спросила мисс Сьюзен. — И если бы не мы с тобой…
— Мы с тобой, до конца уверенные друг в друге? — подхватила мисс Эми. — Конечно же, других таких кузин на свете не сыщется. По счастью, сомнения нам и в голову не приходили.
— Если бы приходили, дело обстояло бы совсем иначе.
— Каждой понадобилось бы, наверное, жалеть только саму себя — из чистого эгоизма. По правде сказать, мне себя жалко: меня жутко состарила вся эта история, — проговорила мисс Эми. — Но как бы то ни было, хорошо то, что между нами существует полное доверие.
— Полное! — поддакнула мисс Сьюзен.
— И безоговорочное, — заключила мисс Эми. Обе помолчали. — Вот, мы с тобой постарели на несколько лет, а дальше-то что?
— То-то и оно!
— Верно, мы привязали Катберта к себе, — продолжала мисс Эми, — но ведь и сами к нему привязались… Мы сжились с ним, разве нет? А поначалу еще гадали, сумеем ли! — добавила она с иронией. — И все-таки скажи прямо: нет ли у тебя чувства, что дальше так тянуться не может?
— Да, пора положить этому конец. И я уже придумала как, — ответила Сьюзен Фраш.
— Я тоже придумала, не волнуйся, — поспешно откликнулась мисс Эми.
— Если ты предпримешь какие-то действия, меня в расчет можешь не принимать.
— И ты меня тоже… Хорошо, на этом и поладим, договорились? — Эми облегченно вздохнула, как будто именно эти слова помогли ей обрести успокоение. Ее спутница — также вздохом — выразила полное с ней единодушие: кузины продолжали тихонько сидеть бок о бок, и самым удивительным было то, что совпадала суть не только произнесенного ими вслух, но и тщательно оберегаемого под спудом. Стороннего наблюдателя, несомненно, расположило бы в их пользу следующее обстоятельство: каждая из кузин, отягощенная собственным безотрадным опытом, заранее готова была принять любые, даже выходившие за все рамки — вплоть до таких, которые не поддаются описанию, — действия подруги. О своих намерениях они больше не заговаривали: это было для них слишком непросто; занятые разработкой тайных планов, обе мисс Фраш совершенно обособились друг от друга; обмен впечатлениями сделался невозможным. Обе кузины — более чем недвусмысленно — пережили всем существом нечто необыкновенное, далекое от будничности; они стойко выдержали сознательное нарушение привычного хода вещей; они перенесли тяготы затворничества, справились с гнетущими душевными муками, предотвратили вероятность разорения, отвели удар от своей безупречной репутации, и теперь единственным их желанием было стремление вновь оказаться на прежней скромной стезе. Упомянутый нами наблюдатель мог бы даже без труда предположить, что и мисс Эми, и мисс Сьюзен исподтишка уповали на некий неясный им самим исход, заведомо несбыточный, однако составлявший самую сердцевину их тайны и тем оправдывавший их вынужденную сдержанность. Ни мисс Эми, ни мисс Сьюзен не подвергали друг друга никакому экзамену, но, словно на деле придя после затяжных терзаний к непоправимому разочарованию, нашли совместную опору в надежде на скорое и окончательное разрешение судьбы. Слишком уж очевидно было для кузин то, что пережитое очень, на целые годы, их состарило…
Когда кузины поднялись наконец с теплой от солнца плиты (пора обедать, напомнила подруге мисс Эми), недавней натянутости между ними как будто и не бывало: по дороге домой мисс Сьюзен даже продела руку под руку мисс Эми. Замысел каждой оставался за семью печатями, но это не вызывало с противоположной стороны ни малейшего неудовольствия. Каждая из кузин с видимой готовностью словно бы предоставляла другой испробовать свой план в первую очередь, дабы более четко обрисовались неизбежные трудности и финансовые траты. Главные вопросы, впрочем, так и не находили ответа. Что вообще означало явление призрака? Чего именно добивался от них Катберт Фраш? Жаждал ли он избавления, отпущения грехов, искупления вины, загробного успокоения? Все гадания были совершенно бесплодны… Какую помощь могли оказать родственнику мисс Эми и мисс Сьюзен? Какую именно жертву он не отказался бы от них принять? Кузины только и занимались тем, что впустую ломали себе голову, а по истечении еще одного месяца мисс Сьюзен, вслед за мисс Эми, охватила нешуточная обеспокоенность. Мисс Эми со всей откровенностью призналась, что соседи и знакомые, обитатели Марра, начинают подмечать в их поведении кое-какие странности, а любопытствующие пытаются доискаться причин таковых. Во всем облике кузин произошла перемена: теперь они должны стать прежними, такими, какими были раньше.
