— Тогда не заставляй меня страдать, сынок. Раз нет ничего личного, ты не станешь заставлять меня страдать.
— Если будете вести себя смирно, страдать вам не придется. Все произойдет быстро. Я пристрелю вас, как раненого оленя в лесу.
— Можем мы об этом поговорить?
— Нет, сэр. Решение я принял.
Большой Джим кивнул:
— Хорошо. Могу я сначала помолиться? Ты мне это позволишь?
— Да, сэр. Вы можете помолиться, если хотите. Только быстро. Мне это тоже трудно, знаете ли.
— Я тебе верю. Ты хороший парень, сынок.
Картер, который не плакал с четырнадцати лет, почувствовал, как у него начало жечь уголки глаз.
— Не стоит больше называть меня сыном, вам это не поможет.
— Но мне помогает. И я вижу, что ты тронут… это мне тоже помогает. — Большой Джим сполз с дивана, встал на колени. При этом задел коробку «Фрут лупс», которая упала на бок, и печально хохотнул: — Последняя трапеза была у меня не очень, доложу я тебе.
— Да, не очень. Сожалею.
Большой Джим, теперь стоя спиной к Картеру, вздохнул.
— Но я буду есть ростбиф за столом Иисуса через минуту-другую, так что все нормально. — Он поднял пухлый палец и коснулся шеи под линией волос: — Сюда. В мозговой ствол. Хорошо?
Картер проглотил, как ему показалось, большой сухой ватный шарик.
— Да, сэр.
— Хочешь преклонить колени вместе со мной, сынок?
Картер, который не молился еще дольше, чем не плакал, едва не ответил «да». Потом вспомнил, каким хитрым может быть босс. Возможно, сейчас он и не хитрил, но Картер видел его в деле и не хотел рисковать. Он покачал головой.
— Молитесь. И если хотите дойти до «аминь», молитва должна быть короткой.
На коленях, спиной к Картеру, Большой Джим сложил руки на диванной подушке, которая продавилась под немалыми размерами его зада.
— Святый Боже, это слуга Твой, Джеймс Ренни. Как я понимаю, я иду к Тебе, хочется мне этого или нет. Чаша поднесена к моим губам, и я не могу… — С губ сорвалось хриплое рыдание. — Выключи свет, Картер. Я не хочу плакать на глазах у тебя. Не подобает мужчине так умирать.
Картер вытянул руку с пистолетом, и дуло практически коснулось шеи Большого Джима.
— Хорошо, но это будет ваша последняя просьба. — И выключил фонарик.
Он понял, что допустил ошибку, в то самое мгновение, когда это сделал, но уже слишком поздно. Услышал, как двигается босс, на удивление резво для крупного человека с больным сердцем. Картер выстрелил и в свете дульной вспышки увидел, как в просиженной диванной подушке появилась дыра. Большой Джим уже не стоял на коленях перед диваном, правда, и далеко он уйти не мог при всей своей быстроте. Но пока Картер возился с кнопкой фонарика, Большой Джим нанес удар мясницким ножом, который достал из ящика, находящегося рядом с плитой, и шесть дюймов стали вошли в живот Картера Тибодо.
Он закричал от боли и выстрелил вновь. Большой Джим почувствовал, как пуля просвистела у самого уха, но не подался назад. В голове у него тоже жил часовой, ответственный за выживание, который верно служил ему долгие годы, и он предупредил, что Большой Джим умрет, если подастся назад. Поэтому Ренни не без труда поднялся, одновременно поднимая нож и вспарывая живот глупому мальчишке, который вознамерился взять верх над Большим Джимом Ренни.
Картер закричал вновь, когда его живот разделялся надвое. Капли крови брызнули Большому Джиму в лицо, вылетев, как он надеялся, с последним выдохом мальчишки. Он оттолкнул Картера. В свете выпавшего из его руки фонаря Картер попятился, топча разбросанные колечки сухого завтрака и держась руками за живот. Он попытался ухватиться за полку и рухнул на колени, осыпаемый банками сардин, консервированных моллюсков и супов. На мгновение застыл на коленях, будто передумал и все-таки решил помолиться. Волосы упали на лоб. Потом пальцы, ухватившиеся за полку, разжались, и он грохнулся лицом вниз.
Большой Джим посмотрел на нож, но решил, что для его больного сердца (он тут же пообещал себе, что займется здоровьем, как только этот кризис закончится) нагрузка слишком велика. Поэтому поднял с пола пистолет Картера и подошел к глупому мальчишке:
— Картер? Ты еще с нами?
Картер застонал. Попытался перевернуться на спину, не смог.
— Я собираюсь пустить тебе пулю в мозговой ствол, как ты и хотел. Но напоследок собираюсь дать тебе еще один совет. Ты слушаешь? — Картер вновь застонал. Ренни решил, что это положительный ответ. — Совет таков: никогда не давай хорошему политику времени помолиться.
И Большой Джим нажал на спусковой крючок.
— Я думаю, он умирает! — закричал рядовой Эймс. — Я думаю, парнишка умирает!
Сержант Гро опустился на колени рядом с Эймсом, всмотрелся в грязное окно у подножия Купола. Олли Динсмор лежал на боку, прижавшись губами к поверхности, которую они теперь могли видеть, потому что подросток не сумел полностью отчистить ее. Гро гаркнул, как на плацу:
— Эй! Олли Динсмор! Равнение на середину!
Очень медленно Олли открыл глаза и посмотрел на двух мужчин, стоявших на коленях менее чем в футе от него, но в более холодном и чистом мире.
— Что? — прошептал он.
— Ничего, сынок, засыпай снова. — Сержант повернулся к Эймсу: — Расслабься, рядовой. Он в порядке.
— Нет. Вы только посмотрите на него.
Гро взял Эймса за руку и помог — по-доброму — подняться.
— Нет, — согласился он шепотом, — он совсем не в порядке, но он жив и спит, а сейчас это все, на что мы можем рассчитывать. Во сне он потребляет меньше кислорода. Тебе надо что-нибудь съесть. Ты завтракал?
Эймс покачал головой. Мысль о завтраке даже не приходила ему в голову.
— Я хочу побыть здесь на случай, если он проснется. — Он помолчал, потом добавил: — Я хочу быть здесь, если он умрет.
— Пока он не умрет. — Гро не знал: правда это или нет. — Перехвати что-нибудь всухомятку, хотя бы кусок колбасы с хлебом. Ты выглядишь ужасно, солдат.
Эймс мотнул головой в сторону подростка, который спал на выжженной земле, прижимаясь носом и ртом к Куполу. Лицо покрывала копоть, и они едва могли разглядеть, как поднимается и опускается грудь.
— Как думаете, сержант, сколько он сможет протянуть?
Гро покачал головой.
— Вероятно, недолго. В группе на другой стороне кто-то уже умер этим утром, еще несколько человек неважно себя чувствуют. Там, между прочим, лучше. Чище. Ты должен готовиться к худшему.
Эймс едва не плакал.
— Парнишка потерял всю семью.
— Найди себе что-нибудь поесть. Я побуду здесь, пока ты не вернешься.
