то же время. Столько крови.
Марсель нарезал круги против часовой стрелки. Они увидели как плоть стала отходить, когда лезвие достигло точки в 12 часов, как будто окружность плоти сужалась. Он снял диск желудка и брюшную полость, как огромный скальп. Нижние слои кожи оторвались вместе с диском. Быстрый нож Марселя прорезал неповрежденную брюшную мышечную стенку и амниотический мешок, шипы проделали отверстия в поврежденных сухожилиях, отодвинув все это в сторону, чтобы, наконец, обнажить жертву Cатаны.
К этому моменту Дарла стала также неподвижна, как и младенец внутри нее. Может быть мертвая, а может потерявшая сознание от потери крови, может отъехавшая от шока. Ева надеялась, что она по прежнему жива, чтобы посмотреть на все это, увидеть, что они собираются сделать.
- Отец,- заклинала Лэйла. - Мы преподносим тебе жизнь матери.
Марсель поднес нож к горлу Дарлы, лезвие было шириной с мизинец Лэйлы. Он несколько раз произвел протыкающие удары, чтобы пробить плоть матери. Кровь покрыла метал с достаточным напором, чтобы они поняли, что она по-прежнему жива, несмотря ни на что. Марсель вырвал лезвие, все так же сильно надавливая на нее. Они все услышали громкий скрежет, когда он срезал осколки позвоночной кости, ее горло было перерезано до самого позвоночника.
Лэйла выскребла ребенка из утробы.
Не, никакого бейджика.
- Это девочка, - огласила она.
Гор не полностью промахнулся, когда сверлил. В маленькой голове была как минимум одна дырочка. От нее исходили маленькие трещинки, как на скорлупе.
Kогда Лэйла подняла ребенка, пуповина размоталась. Еву обманули, когда лишили ее возможности вскрыть свинью, но другую возможность она не упустит. Она освободила руки женщины и обхватила пуповину обеими руками. Сатане должны были отойти тело и душа, но Ева могла получить кровь. Она, блядь, заслужила это. Она вонзила зубы в пуповину, хищно вонзаясь в то, что было у нее в руках. Она рвала пуповину, как будто жрала колбасу, но из нее проливалось не так много жидкости. Она причмокнула губами, нахмурившись от разочарования.
- Погоди, - сказал Гор. - Дай посмотрю, на секунду.
Он взял ребенка у Лэйлы. Он повернулся к стойке, от которой они отодвинули мать и водрузил ребенка на весы. Остаток пуповины свисал как шнурок с ботинка.
- Где-то больше чем шесть с половиной фунтов [29], - сказал он. – Охуеть, походу она стоила шесть долларов и шестьдесят центов.
Ева последовала по пуповине до плаценты. Да, так будет намного лучше. Она вытащила ее из внутренностей. Она выглядела, как сочащийся стейк, только с явными следами артерий поперек. Она вгрызлась в нее, вывернув голову, чтобы вытащить соблазнительный кусочек. Медные соки наполнили ее рот, пока она наслаждалась блаженным соленьем, истинный оргазм для ее языка. С ее подбородка капало, но Еве было все равно. Вгрызаясь, она макала плаценту в кровь, растекавшуюся под Дарлой, пропитывая ее в кровожадном соусе, как хлеб.
- Дитя было освещено именем Cатаны, - продолжила Лэйла. - Мы вкусим его скверну и преисполнимся благословением нашего владыки.
Во время восторга Евы раздался приглушенный жужжащий звук, который она отнесла к взрыву удовольствия в ее сознании, но когда она открыла глаза, она обнаружила, что Гор сверлит между ног матери. Он долбил по задней части дрели молотком из своего пояса, чтобы погрузить сверло глубже. Он засунул в нее руку, вагинальные губы опоясывали его руку на запястьях. Ритмичное жужжание резко усилилось, когда сверло вышло из шейки матки.
Гор вскрикнул, когда почти просунул голову во внутренности, чтобы взглянуть на результат своих действий с высоты птичьего полета. Его улыбка спала, когда он попытался вытащить дрель.
- Черт, хуйня там крепко застряла. Где крюк?
Крюк был у Марселя, который ковырялся в их преподнесении Cатане. Плоть Дарлы была мягкой и легко отделялась. Ева испытывала ничто иное, как нечто за пределами удовольствия при виде крови. Буквально, эта кровь не так уж сильно отличалась от семени, которое она лакала постоянно, с той лишь разницей, что кровь имела большую связь с плотью. Проклятая и мертвая, и вскоре ее проглотят.
Марсель передал Гору крюк, и тот приступил к осуществлению своих мрачных намерений разделяя туловище женщины, при этом пытаясь сохранить какие-то из органов на месте, раскрывая форму, смахивающую на желе.
Он аккуратно просунул крюк для мяса внутрь и поднял его вверх, как рыболов рыбу. Что-то похожее на луковицу красного тюльпана болталось на конце.
Ухмылка Гора оголила ряд заточенных зубов.
- Не стесняйтесь, берите кусочек.
6. Больное, причудливое, уродливое творение
- Сколько? – спросила Руби.
Стефани отошла от двери и встала с остальными.
- Трое.
- Можем с ними справиться – проговорил Антонио. – Нас больше.
Нас четверо, но среди нас бабуля, а вторая - просто девчонка, - усмехнулся про себя Фентон. - Едва это дает нам преимущество.
Он устроился в узком проходе, остальные собрались вокруг Антонио, как будто он излучал силу, которая передавалась другим. Сам он ее не чувствовал, единственное, что он чувствовал только продолжающееся неодобрение с тех пор, как он толкнул Руби на Дарлу. Ну простите, за то что я хотел выжить. Может, если бы Руби не бежала так, как будто боится поскользнуться на подшипниках, им бы всем удалось уйти невредимыми. Вся ирония состояла в том, что он, вероятно, мог спасти им всем жизни со своими быстрыми руками и еще более быстрыми ногами, иначе их бы всех в хуйню размазало, как это произошло с Mилой. Не то, чтобы он хотел, чтобы Дарла потеряла ребенка, но опять таки, она всегда могла заделать другого. Твою мать, да он бы даже ей бы в этом помог, если бы ей требовалась инъекция теплой колбасы. Но проблемо.
Он не мог во все это поверить. Этого бы никогда не произошло, если бы он просто перешел в "Дьявольскую Пищу", ну... или по крайней мере, не с ним лично.
- Все приготовились, - сказала Руби.
Какого черта мы принимаем приказы от "Золотых девчат"? [30] Все вели себя так, как будто она - Колин Пауэлл [31], только потому что мужики в ее семье участвовали в паре войн. У нее едва была реальная работа в магазине – она просто раздавала образцы в течение дня. Это конечно не означало, что Фентон бы не вздрючил ее. В принципе, он мог бы разжечь ее старую серую устрицу, как полено, так как у нее по-прежнему было неплохое тело, несмотря на пенсионный возраст,