– Я подумал, что потрачу несколько лишних минут и проведу вас по Отелю, – сказал Уллман, и Венди подумала, что в его тоне всегда слышится заглавное «О». Вы просто обязаны были услышать его. – Уверен, ваш муж хорошо узнает здешние входы и выходы, миссис Торранс, но вы с сыном, несомненно, в основном будете держаться первого и второго этажей, где находится ваша квартира.
– Несомненно, – застенчиво пробормотала Венди, а Джек исподтишка взглянул на нее.
– Это очень красивый отель, – экспансивно объявил Уллман. – Мне просто нравится показывать его.
«Готова спорить, так оно и есть», – подумала Венди.
– Пойдемте на четвертый этаж, а оттуда спустимся вниз, – сказал Уллман. Определенно, в его голосе звучал энтузиазм.
– Если мы вас задерживаем… – начал Джек.
– Нисколько, – сказал Уллман. – Магазин закрыт. «Ту фини», по крайней мере, на этот сезон. Кроме того, я собираюсь переночевать в Боулдере – конечно, в «Боулдерадо». Единственный приличный отель по эту сторону Денвера… не считая, конечно, самого «Оверлука». Сюда.
Они все вместе вошли в лифт, богато украшенный медными и латунными завитушками, но тот заметно осел еще до того, как Уллман раскрыл дверцу. Дэнни с легким беспокойством пошевелился, но Уллман сверху вниз улыбнулся ему. Дэнни попытался улыбнуться в ответ – без заметного успеха.
– Нечего бояться, мужичок, – сказал Уллман. – Безопасно, как у Христа за пазухой.
– Про «Титаник» тоже так говорили, – заметил Джек, поднимая глаза на стеклянный шар в центре потолка кабины. Венди прикусила изнутри щеку, чтоб удержаться от улыбки.
Уллмана это замечание не развеселило. Он с шумом и треском захлопнул внутренние дверцы.
– «Титаник» сделал только один рейс, мистер Торранс. Этот лифт, с тех пор, как его установили тут в 1926 году, сделал их тысячи.
– Что вселяет уверенность, – сказал Джек. Он потрепал Дэнни по голове. – Ну, док, самолет не разобьется.
Уллман передвинул рычаг, и какое-то время слышался только жалобный вой замученного мотора, да пол трясся у них под ногами. Венди представилось: вот их четверка застревает между этажами, как мухи в бутылке, а весной их находят… с недостающими кусочками… как в компании Доннеров…
(прекрати!)
Лифт, дрожа, начал подъем. Поначалу снизу доносилось клацанье и стук, потом дело пошло более гладко. На четвертом этаже Уллман остановил глухо стукнувший лифт, распахнул створки внутренней дверцы и открыл наружную. До этажа оставалось еще дюймов шесть. Дэнни широко раскрытыми глазами смотрел, насколько ниже пол лифта пола четвертого этажа, будто только-только уразумел, что вселенная устроена не так разумно, как ему говорили. Уллман откашлялся, немного поднял кабину и остановил ее, при этом она содрогнулась (два дюйма они все-таки не доехали), и все выбрались наружу. Стоило кабине освободиться от их веса, как она поднялась почти вровень с этажом, но, по мнению Венди, уверенности это не прибавляло. Безопасно в лифте или нет, но она решила пользоваться лестницей, если нужно будет спуститься или подняться наверх. И ни при каких условиях она не позволит забраться в эту хрупкую штуковину всем троим вместе.
– На что смотрим, док? – весело спросил Джек. – Пятна нашел, да?
– Нет, конечно, – сказал уязвленный Уллман. – Все ковры мыли с шампунем всего два дня назад.
Венди и сама бросила взгляд на дорожку в холле. Симпатичная, но, если настанет день, когда у нее будет собственный дом, такую она определенно не выберет. На темно-голубом фоне сплеталось что-то вроде сюрреалистических джунглей, там было множество лиан, дикого винограда и усеянных экзотическими птицами деревьев. Трудно было сказать, что это за птицы, потому что весь узор был совершенно черным и виднелись лишь силуэты.
– Тебе нравится ковер? – спросила она у Дэнни.
– Да, мам, – лишенным выражения тоном ответил он.
Они прошли по приятно широкому холлу. Обои были шелковистыми, более светлого голубого тона, чтобы сочеталось с ковром. Через каждые десять футов на высоте примерно семи футов помещались электрические светильники, стилизованные под лондонские газовые фонари, поэтому лампочки прятались за стеклом туманно-кремового оттенка, перехваченным крест-накрест железными полосками.
– Как они мне нравятся, – сказала Венди.
Довольный Уллман кивнул.
– Мистер Дервент поставил их после войны – второй мировой, я хочу сказать, – по всему отелю. Фактически, почти весь – хотя и не совсем – интерьер четвертого этажа – его идея. Вот номер 300. Президентский люкс.
Он повернул ключ в замке двустворчатой двери красного дерева и распахнул ее настежь. От явившейся их взорам западной панорамы в окне гостиной все разинули рты – наверное, того Уллман и добивался. Он улыбнулся.
– Вот это вид, верно?
– Да уж, – сказал Джек.
Окно занимало почти всю длинную стену гостиной, а за ним, прямо меж двух зазубренных вершин, стояло солнце, льющее золотой свет на скалы и сахарно-белый снег высоких пиков. Облака по бокам и сзади от этого просто-таки предназначенного для почтовой открытки пейзажа тоже были подкрашены золотом, а ярко сверкающие снопы солнечных лучей медленно угасали в темных мохнатых омутах ниже границы леса.
И Джек, и Венди были столь поглощены этим зрелищем, что не обратили внимания на Дэнни – тот тоже не сводил глаз, но не с окна, а с того места, где открывалась дверь в ванную, с красно-бело-полосатых шелковистых обоев слева от себя. И его аханье, слившееся с «ах!» родителей, не имело никакого отношения к красоте.
На обоях запеклись большие пятна крови, испещренные крошечными кусочками какого-то серовато-белого вещества. От этого Дэнни затошнило. Это напоминало написанную кровью безумную картину, сюрреалистический офорт, изображающий запрокинутое от боли и ужаса человеческое лицо с зияющим ртом и снесенной половиной черепа.
(Так что если увидишь что-нибудь… просто отвернись, а когда опять посмотришь, все исчезнет. Сечешь?)
Дэнни нарочно перевел взгляд на окно, соблюдая осторожность, чтобы по выражению его лица нельзя было ни о чем догадаться, а когда его руку накрыла мамина, он взялся за нее, следя, как бы не вцепиться или не подать какой-нибудь иной сигнал.
Управляющий говорил папе что-то о том, что следует убедиться, закрыто ли это большое окно ставнями, иначе сильный ветер разобьет его. Джек кивал. Дэнни осторожно взглянул на стену еще раз. Большое пятно засохшей крови исчезло. Маленьких серо-белых пятнышек, разбрызганных по нему, тоже не было.
Потом Уллман вывел их из номера. Мама спросила у него, как он считает, горы симпатичные? Дэнни сказал «да», хотя на самом деле горы его никак не волновали. Когда Уллман закрывал за ними двери, Дэнни оглянулся через плечо. Кровавое пятно вернулось, только на сей раз оно было свежим. Оно растекалось. Уллман, глядя прямо на пятно, продолжил беглые сообщения насчет останавливавшихся здесь известных людей. Дэнни обнаружил, что сильно, до крови, прикусил губу, и даже не почувствовал этого. Пока они шли по коридору, он немножко отстал от остальных, утер тыльной стороной руки кровь и подумал про
