Грэгг кивнул:
– Хотите осмотреть их? Все они одинаковы – стандартная планировка.
– Тогда хватит и одной. – Мэрдок повернулся, небрежно скользя взглядом по нумерованым дверям. – Как насчет этой?
Он смотрел на номер семнадцать. Грэгг помедлил.
– Что-нибудь не так? – пробормотал Мэрдок.
– Нет, – казалось, Грэгг на миг смутился. – Пытаюсь вспомнить, не сдана ли она. Мне не хотелось бы нарушать покой постояльцев.
– Попробуйте постучать, – предложил Мэрдок.
Грэгг нахмурился.
– Да, конечно.
Он постучал. И подождал. Кристэль показалось, что минута тишины тянулась вечно. Грэгг снова постучал в дверь. Ответа не было.
Мэрдок терпеливо ожидал. Грэгг встретился с его взглядом, пожал плечами. Затем повернулся и вставил ключ в замок.
Дверь в семнадцатый распахнулась, открывая обычную комнату, похожую на все другие. Как и в комнате Кристэль, в ней были кровать, ванна, ковер, шторы и окно, через которое просачивался солнечный свет.
Мэрдок заглянул в дверной проем.
– Выглядит очень уютно, – подтвердил он равнодушно.
– Мы стараемся обеспечить наших гостей всеми удобствами. – Грэгг закрыл дверь. – Не пора ли спуститься вниз?
Мэрдок кивнул. Он делал в своем блокноте пометки, бессмысленные, конечно. Затем он убрал блокнот.
Означало ли это конец? Неужели он поставил точку? Кристэль с волнением ждала. Но он не заговорил, пока они не завернули за угол и не вернулись в аптеку.
– Теперь мне хотелось бы увидеть погреб, – сказал Мэрдок.
Кристэль глянула на Грэгга. Лицо его оставалось неподвижным.
– У меня не было времени навести порядок, – сказал он. – Боюсь, там ужасный кавардак.
– Ничего, – кивнул Мэрдок. – Ничего. Я привык к подобным вещам.
Грэгг извлек свой ключ.
– Прошу сюда.
В рецептурной они прошли мимо помощника. Заполнив рецепт, он поместил в горлышко пузырька воронку и налил туда порцию содержимого из сосуда с наклейкой «ЭЛИКСИР ГЕРОИНА». Кристэль смутно припомнила название: одно из новых успокоительных, как говорят, слабее лауданума.
Грэгг отпирал дверь в дальнем конце рецептурной. Странно: раньше Кристэль ее не замечала, но когда он открыл, она увидел ступени, ярко освещенные газовым рожком, который зажег Грэгг.
– Низкий потолок, – заметил Грэгг. – Смотрите, не ушибите голову.
Он начал спускаться, Мэрдок последовал за ним. Никто из них не обращал внимания на Кристэль. Может, ей удастся держаться в тени лестницы, и ее присутствие останется незамеченным. Стоило рискнуть: она зашла слишком далеко и должна увидеть остальное.
Еще один рожок вспыхнул внизу. Девушка проследила за Грэггом и Мэрдоком, которые шли по цементному полу. В мягком свете она увидела отделанные асбестом контуры печи, деревянные бортики угольного контейнера, кучку щепы для растопки, посылочные ящики и деревянные коробки вдоль стен, а также металлические овалы лоханей рядом с котлом, стопку старых газет и журналов – и ничего больше.
Но Мэрдок на что-то указывал.
– Вон та дверь. Куда она ведет?
– Наружу. – Грэгг подошел, взялся за ручку и толкнул обшитую деревянными панелями дверь. – Это для посыльных.
– Понятно.
Кристэль смотрела, как Мэрдок идет по цементному полу, разглядывая хаос отопительных труб над головой, тянущихся подобно жестяным щупальцам от приземистого осьминога – печки. Они паутиной уходили в потолок и стену. Вот он постучал по стене. Грубая неотделанная поверхность отозвалась глухим звуком.
Грэгг кивнул спутнику:
– Удовлетворены?
Кристэль не стала дожидаться ответа. Тихонько поднявшись по ступеням, она ушла, чтобы ничего не видеть и не слышать. Напряжение спало, оставляя лишь бессмысленную реальность. Теперь она увидела все, и больше смотреть было не на что.
Она вновь поднялась по ступеням и стояла в рецептурной, притворяясь, будто следит за тем, как Хикей приклеивает этикетку на пузырек с лекарством для какой-то приятной старой леди.
Голос Грэгга вывел ее из задумчивости:
– Кристэль! Я забыл, что вы здесь давно ждете. Пойдемте в контору. – Он повернулся к Мэрдоку. – Хотите, чтобы я что-то подписал, мистер Гласе?
Мэрдок кивнул.
Проходя по коридору Кристэль ухитрилась на миг привлечь внимание Мэрдока, и ее губы почти беззвучно прошептали ему: «Тад Хоскинс, Алиса Портер».
Глаза Мэрддока блеснули.
Наконец они оказались в конторе и увидели сидящую за столом женщину. Вот она встала и повернула улыбающееся знакомое лицо, обрамленное пепельно-светлыми волосами.
– Э, никак это Алиса Портер! – произнес Грэгг. – Какой приятный сюрприз!
Некоторые рыбы мечут икру раз в несколько дней. Кроликам и морским свинкам для размножения нужны недели. Человеческому зародышу необходимо для развития девять месяцев, а период беременности слонов длится около двух лет. Чем больше и сложнее организм, тем больше времени требуется ему для воспроизводства. Но есть исключение: газета появляется на свет каждые двадцать четыре часа.
…Зачатие обычно происходило в отделе новостей, примыкавшем к конторе Чарли Хогана. К обеду строчащие перьями репортеры оплодотворят чернилами тысячу страниц, а за обеденный час машинистки завершат свой тяжкий труд и за работу возьмется отдел макетирования. Затем настанет черед акушеров-линотипистов, а ближе к вечеру загрохочут прессы, вызывая конвульсивную дрожь здания, предшествующую утреннему рождению.
В этот обычный вечер клетушка Чарли Хогана спазматически содрогалась в такт родовым схваткам. При закрытой двери у посетителя неминуемо появлялась клаустрофобия, да и сам Хоган едва помещался в каморке. И все же, Кристэль и Джим ухитрились втиснуться туда.
– Так значит, Кристэль говорит мне правду, – произнес Джим, заглушая шум и зло глядя на сидевшего напротив Хогана. – Вы снова наняли ее?
Редактор кивнул:
– Да, для особого задания.
– И выдумали его нарочно, посылая ее на такой риск?
– Слушай, милый, – вмешалась Кристэль, – не стоит так волноваться.
– Почему же ты не объяснила мне, что происходит?
– Потому что знала – ты расстроишься, а для этого нет причин. – Кристэль повернулась к шефу. – Я была против того, чтобы врываться к вам подобным образом. Джим настоял на этом.
– Я хотел убедиться, что она говорит правду. – Лицо Джима помрачнело. – Я уже выслушал много баек.
– Но это правда! – Кристэль положила ладонь на руку Джима. – Сам видишь, мне вовсе не грозила опасность.
– Я вижу, что ты меня долго дурачила, – Джим покачал головой. – А что толку? Женевьева Болтон жива. Алиса Портер – тоже.
