— Как бы там ни было, — проворчал он, — у тебя твоя находка вызвала удивительный приступ гениальности.
— Нет. Всего лишь научный идиотизм, — тихо возразила она.
— Что?!
— Научный идиотизм. Они подсказывают мне что делать. Все это, когда я делаю, кажется ясным и логичным… Но потом… — Она пристально вгляделась на Гарднера:
— Ты ощутил это?
Гарднер кивнул.
— Это исходит от корабля и напоминает радиоволны. Сигналы поступают в уши, но они выражены не словами, а импульсами. О, правительство было бы радо заполучить меня, запереть где-нибудь понадежнее, а потом разобрать на множество мелких кусочков, чтобы увидеть, произошли ли во мне физические изменения…
— Ты уверена, что не читаешь мои мысли, Бобби?
— Нет. Но воспользоваться твоим советом — значит погубить себя. Позвонить в полицию Далласа — попасть в камеру предварительного заключения полиции Далласа — погибнуть от руки полиции Далласа.
Гард встревожено посмотрел на нее:
— Успокойся. Я был неправ. Но где же альтернатива? Ты должна что-нибудь сделать. Боже, ведь эта штука убивает тебя!
— Что?!
— Ты похудела на тридцать фунтов. Неплохо для начала!
— Три… — Андерсон с мольбой в глазах смотрела на него. — Нет, Гард, ты ошибаешься. Не более пятнадцати, и я…
— Пойди и взвесься, — посоветовал Гарднер. — Если ты весишь, как ты утверждаешь, девяносто пять фунтов, я готов съесть весы. Еще несколько фунтов — и ты сляжешь. В твоем теперешнем состоянии ты можешь за пару дней умереть от аритмии.
— Но мне нужно было немного похудеть! И я…
— …все это время была слишком занята, чтобы есть, это ты хочешь сказать?
— Ну, не совсем так…
— Когда я вчера увидел тебя, ты напоминала труп из морга. Ты смогла сообразить, кто я такой, но на большее тебя не хватило. Ты и сейчас еще не пришла в себя.
Бобби упорно не отводила взгляд от стола, но Гард мог видеть потерянное выражение ее лица.
Он ласково дотронулся до ее руки:
— Неважно, чем замечательна эта штука в лесу, но очень важно, что с твоим телом и мозгом происходят ужасные вещи.
Бобби резко отпрянула от него:
— Если ты считаешь, что я сошла с ума…
— Нет, я так не считаю. Но ты можешь сойти с ума, если не прекратишь своих раскопок. Ты ведь не станешь отрицать, что у тебя случаются помрачения сознания?
Мгновение они смотрели друг другу в глаза, ошарашенные сказанным.
Бобби опомнилась первая.
— Помрачения — не совсем верное определение. Не пытайся сравнивать то, что происходит с тобой, когда ты напьешься, и то, что произошло со мной. Это не одно и то же.
— Я не собираюсь спорить с тобой, Бобби. Эта штука опасна, и это сейчас самое важное для нас.
Андерсон смотрела на него. На лице ее блуждала недоуменная, отсутствующая улыбка.
— Теперь ты сама не можешь принимать решения, — продолжал тем временем Гарднер. — Тобой управляют.
— Управляют, — все то же отсутствующее выражение.
Гарднер постучал пальцем по макушке:
— Да, управляют. Как дурак управлял бы лошадью, ведя ее прямо в пропасть… Этот корабль — как тот самый дурак. Он опасен для Бобби Андерсон. Если я еще не сумел доказать…
— Что ты сказал?
— Если бы не мой приезд, ты бы продолжала работать без сна и отдыха и к ближайшим выходным, наверное, умерла.
— Сомневаюсь, — отрезала Бобби, — но для твоего успокоения соглашусь с тобой. Правда, теперь со мной все в порядке.
— С тобой не все в порядке.
Ее взгляд сказал ему, что Бобби сейчас его не слышит, потому что просто не хочет слушать.
— Очнись, Бобби! Слушай, насчет полиции ты была права. Но что если нам пригласить какого-нибудь эксперта?
— Все эксперты состоят на службе у полиции. И потом, никто не нужен. Ты со мной — значит, все в порядке.
— Пока — да. Но что если у меня тоже начнутся помрачения?
Подумав, Андерсон ответила:
— Я думаю, что риск минимален.
— То есть ты уже все решила?
— Ну, пока я знаю, что мне хотелось бы сделать. Мне бы хотелось закончить раскопки. Раскопки необходимы. Еще сорок-пятьдесят футов, и я — и мы — освободим его. Тогда мы сможем найти вход. Если мы войдем вовнутрь… — В ее глазах сиял фанатический огонь, и никто не в силах был его потушить.
— Если мы войдем вовнутрь? — повторил Гарднер.
— Если мы войдем вовнутрь, то сможем все держать под контролем. Сможем все рассмотреть и понять. И тогда я заставлю эту летающую сковородку взмыть в небо.
— Думаешь, у тебя это получится?
— Я знаю, что получится.
— А потом?
— Потом — не знаю, — устало сказала Бобби. И она опять лгала ему, но сейчас Гард уловил лживые нотки. — Случится что-нибудь еще.
— Но перед этим ты предлагала мне самому решать…
— Конечно, и сейчас подтверждаю это. Я не стану гоняться за тобой с ружьем, если ты решишь пригласить сюда кого-нибудь. Но помни, что, кого бы ты не позвал, так или иначе все упрется в полицию Далласа. — Она слегка усмехнулась. К счастью, меня заберут в участок не одну.
— Не одну?
— Конечно. Ведь тебя тоже заберут туда. А когда они уничтожат меня, следующим на очереди опять же будешь ты. Добро пожаловать в обезьянник, дружок! Ты рад, что попал сюда?
— О, весьма, рад, — серьезно ответил Гард, и тут они вдруг весело расхохотались.
Когда смех утих, Гард почувствовал, что атмосфера разрядилась.
Андерсон спросила:
— Как ты думаешь, что случится с кораблем, если до него доберется полиция Далласа?
— Ты когда-нибудь слышала об ангаре N18?
— Нет.
— В соответствии с легендой, ангар N18 находится на одной из военно-воздушных баз на Дейтоне. Или где то еще. Словом, в США. Именно там, по слухам, хранятся в строжайшей тайне тела пятерых малюток с рыбьими головами и жабрами вместо легких. Может, с этим местом случится то же самое. В любом случае, это означает конец.
Они проговорили до полудня, иногда соглашаясь друг с другом, но по большей части азартно споря. Андерсон за это время несколько раз перекусила; Гарднер от еды отказался, но после долгих уговоров выпил рюмку виски, за ней — вторую.
После обеда Бобби захотелось вздремнуть. Гард вышел в сад, сел на скамейку и стал размышлять.
Настало время принимать решения.
Корабль в земле — это важный факт, и от него нельзя отмахнуться. Он не может способствовать благоденствию одной Бобби или только Хейвена. С учетом характера его воздействия на Бобби, корабль должен принадлежать не правительственным службам. Он должен принадлежать народу. Гарднер был достаточно активным гражданином своей страны. Он входил во многие комитеты, участвовал в маршах мира и протеста. Он выступал за закрытие атомных электростанций, против войны во Вьетнаме, он входил в «Гринпис» — то есть беспокоился о благоденствии общества. Сейчас…
