он уже настолько к этому привык, что подыскать новую девицу для него было не сложнее чем купить овощи. К тому же его восторгала беспомощность полиции и беспечность девушек, плюющих на осторожность и гуляющих по ночным улицам.
Долго проигрывая в своей голове все возможные варианты развития событий и прикидывая что важнее – собственная «жажда» или островок уютной «не свободы» с Николь, Виктор пришел к выводу, что ни одна женщина не имеет никакого права приручать его. Поэтому он уже не колеблясь решил, что с Николь нужно будет покончить, но так как она все же стала для него особенной за проведенные вместе недели, он просто обязан увести ее из жизни красиво и поэтому выбрал 29 февраля датой ее смерти. Николь стала для него по-настоящему единственной. Ее юность и наивность, нескончаемая энергия и красота завладели его мыслями и сердцем, которое давно уже никто не мог тронуть. Рядом с ней было легко и тепло, взгляд ее завораживал, а прикосновения пускали по телу ток, но все же он решил не отступать от своей цели ни на шаг. К тому же, такой особенный день, как 29 февраля, случается не каждый год, а значит сама вселенная ему благоволит, если кончено, это можно назвать благом, улыбнулся Виктор сам себе, думая обо всем этом. А чтобы этот день уж точно стал незабываемым, он подумал, что было бы не плохо на какое-то время повременить с убийствами.
Последние пара недель казались Николь бесконечными. Время то невероятно сжималось и летело, исчезая где-то в часах и числах календаря, то тянулось как сыр на только что испечённой пицце. Вот и сейчас она сидела, ела пиццу четыре сыра и думала о том, как Виктор умудрился ничего не делая пленить ее непокорное сердце. Его холодность сводила ее с ума, ей хотелось, как обезумевшей пантере набросится на него, разорвать на части, а на деле она выглядела маленьким пушистым котенком. Куда же он пропал, пережевывая пиццу и запивая ее бокалом красного, думала Николь. Ну же, звони, обращалась она к телефону и видя, что тот никак не реагирует на ее требования, переключалась на Маркиза, но и он молчал, ведь ему, кастрированному, почтенному коту, было глубоко плевать на странные человеческие взаимоотношения.
28 февраля ближе к полуночи телефон Николь наконец ожил и это был именно тот звонок, который она так ждала. Виктор тепло ее поприветствовал и извинился за то, что так надолго был вынужден оставить ее без внимания. Для приличия Николь немного построила из себя обиженную, капризную девчонку, но долго злиться на Виктора она не могла, поэтому когда он, что бы загладить свою вину пригласил ее в свой загородный дом, она готова была пищать от восторга, но вместо этого, скромно поблагодарила его, запомнила несложный адрес и пообещала к быть к девяти. Она буквально слышала, как Виктор улыбнулся и, повесив трубку, побежала выбирать наряд, ну а Виктор, будучи на крыльце своего загородного дома, неспеша отправился в подвал, что-то мурлыкая себе под нос.
Наступил вечер пятницы, календарь показывал 29 февраля, Николь уже сходя с ума от нервного возбуждения считала минуты до приезда такси. Сегодня ей не хотелось выглядеть броско, и она из всех своих нарядов предпочла кремовый пуловер из шерсти альпаки, атласную миди цвета кофе и белые кеды. Как всегда небрежные каштановые локоны и пара капель ее любимых духов. Наполнив коту все миски, она хлопнула дверью и села в такси, которое для нее вызвал Виктор. Дорога заняла около сорока минут и за это время она успела сотворить в голове 1001 фантазию о сегодняшнем вечере. Николь была так счастлива, и чтобы это счастье не спугнуть, она решила никому не говорить, куда она отправилась. К тому же все и так знали, что Николь сама себе на уме и уж если ей и пришло в голову что-то не рассказывать, то никто не удивлялся этому.
Из города такси выехало на шоссе, потом через какое-то время свернуло на проселочную дорогу, а дальше вдоль леса и совсем немного вглубь него. Виктор ждал ее на крыльце и только сейчас, из окна такси, она наконец смогла его по-настоящему разглядеть. Высокий, сильный, рельефный – он казался ей идеальным, особенно сейчас в своем безмолвии, стоя на крыльце дома где-то в лесной глуши. Сегодня он был в очках, которые подчеркивали его выразительные карие глаза на фоне пшеничных волос. Теплый, с высоким горлом свитер цвета горького шоколада и светлые брюки еще больше убедили ее, какая же они прекрасная пара.
Виктор тепло поприветствовал Николь и пригласил в дом. Пока она осматривалась он отправился на кухню за вином. Дом был небольшой, но при этом просторный. Он напоминал домик охотника – деревянный, на полу и стенах плетеные яркие ковры, где-то висели ружья, где-то рога. Вдоль стен высились шкафы, до отказу набитые самыми разными книгами. Мягкие диваны и кресла, столики и лампы – все было выдержано в едином стиле и поражало совей гармоничностью. Виктор вернулся с легкими закусками и вином и сердце Николь забилось от предвкушения. Она взяла бокал, и чтобы прервать затянувшееся неловкое молчание, она решила начать с комплимента дому и его хозяину. Виктор лишь с улыбкой отмахнулся от ее похвалы.
– Это дом моего детства. Когда-то он выглядел совсем иначе, но после смерти матери я переделал его на свой вкус.
– Судя по интерьеру, ты любишь охоту? – поинтересовалась Николь.
– Да. Причем охоту на симпатичных девушек, я люблю больше, чем охоту, скажем на оленя.
Николь засмеялась, но вышло это немного скованно, не так заливисто и игриво, как у нее обычно получается. Она слега смутилась и продолжила.
– А сколько книг! Ты все их прочел?
– Конечно. Зачем же еще нужны книги.
– Просто они весьма своеобразные. Здесь и книги об испанской инквизиции и собрания о ведьмовстве, анатомические атласы, охота… даже мороз по коже. А вот, нашла, поэзия… Да как много. Не могу понять, кто ты – мясник или романтик, – улыбнулась Николь.
– Смотри глубже, принцесса. Тебе знакомо выражение, что в каждом палаче живет жертва, а в каждой жертве – палач?
– Нет, впервые слышу и не совсем понимаю, к чему ты клонишь.
– Я думаю, – не спешно начал Виктор, покачивая в руке бокал красного – что каждый палач, когда-то был жертвой кого-то или чего-то, иначе откуда в нем может быть столько неприязни к людям, что он готов денно и нощно их убивать? Только вдумайся – вся жизнь палача
