– Да все в порядке, – отбивалась Аня, смущенная собственной неловкостью, – совсем не больно, просто ни капельки.
– Ну ты, мать, даешь! – проворчал Макс, пытаясь скрыть за суровостью обращения свое беспокойство. Он взял ее лицо в свои ладони и повернул к свету, чтобы получше разглядеть возможные повреждения.
– Открой-ка глаз! – скомандовал он.
– Не могу! – помотала головой Анна. – Он не открывается.
– Макс, ей же больно! Помоги! Сделай что-нибудь! – взмолился Ники и приготовился зареветь.
– Да ничего страшного, мне кажется. Если ее высочество перестанет капризничать и позволит мне взглянуть на ее драгоценный глаз, то все будет в порядке. Ну, давай, дорогая, открывай его.
– Не могу! – продолжала упрямиться девушка. – Больно. Наверное, он уже весь вытек.
– Не болтай глупости, – рассердился Макс. – Ну-ка быстро показывай, что там у тебя. Промыть надо, и все будет в порядке.
Ники, не дожидаясь специальных указаний, бросился к сумке и приволок бутылку минеральной воды без газа. Аня тем временем попыталась выполнить просьбу Макса и осторожно приоткрыла поврежденный глаз. Он отчаянно саднил, но она обнаружила, что орган зрения все еще действует, хотя и с перебоями. Значит, обошлось, ничего у нее не вытекло. Она почувствовала облегчение и попыталась улыбнуться.
Макс намочил чистый носовой платок и бережно обтер ей лицо. Ники ревниво следил за его действиями, обхватив Аню руками.
– Нормально все, до свадьбы заживет, – проворчал Макс, закончив промывать глаз. – И чего ты так мчалась, интересно знать? Случилось что?
– Ничего не случилось. Хотела поиграть с вами в снежки, – обиженно пробормотала Аня, моргая мокрыми ресницами.
– Ну, вот и поиграла, – покачал головой Макс и усмехнулся.
– Аня, не слушай его! Он специально вредничает! – воскликнул Ники, бросив сердитый взгляд на Макса из-под длинной челки. – Ты не будешь больше плакать?
– Не буду, – пообещала Аня, ласково взъерошив ему волосы на затылке. – Пойдемте-ка лучше пировать, а то наши царские бутерброды засохнут.
Ники не отходил от Ани ни на шаг до самого возвращения домой. Вечером он пробрался к ней в постель, ввинтился под одеяло и прижался покрепче, обняв за шею. Аня отложила книгу, погладила вихрастую макушку, легко коснувшись ее губами.
– Тебе все еще больно? – шепотом спросил Ники.
– Уже нет.
– Но у тебя же синяк!
– Ну и что? Это не смертельно, правда?
Ники задумался:
– Не смертельно, но больно. Я знаю. Мне однажды Джим стукнул в глаз, тоже синяк получился.
Пальцы Ани, гладящие мальчика, случайно коснулись густой шерсти, и она невольно вздрогнула. Ники заметил, сел на постели и сосредоточенно нахмурился.
– Аня, а я теперь всегда буду такой? – спросил он, стараясь, чтобы вопрос прозвучал как можно более небрежно, но голос предательски дрогнул.
Аня вздохнула и отвела глаза, мучительно подыскивая слова, чтобы утешить ребенка. В конце концов она решила, что лучше сказать ему все, как есть. Это ведь не означает, что они не будут искать выход. Рано или поздно он обязательно отыщется!
– Понимаешь, – осторожно начала она, – операция по пересадке кожи на самом деле не такая уж сложная. По крайней мере, она широко применяется, например, для тех, кто пострадал от ожогов. Если есть что пересаживать, то никаких проблем. Но тебе нужна кожа не от простого донора, а от родного…
– То есть, если бы были живы мои мама и папа, то меня смогли бы вылечить? – перебил Ники.
– Да, – выдавила из себя Анна.
– А бабушка и дедушка?
– Не знаю, но они, наверное, тоже могли бы помочь. Но что толку, Ники, ведь их же тоже…
– Да, они умерли, давно, – нетерпеливо мотнул головой мальчик. Он, казалось, преследовал какую-то цель, но Аня не понимала – какую, и ей очень хотелось прекратить этот болезненный для малыша разговор как можно скорее. Однако он думал иначе.
– Ты ведь сказала, что нужны доноры-родственники, правильно?
– Правильно, Ники, но, мне кажется, нам нужно перестать пока говорить об этом. Обещаю, что обязательно придумаю, как тебе помочь. А сейчас давай попробуем заснуть. Как говорила моя бабушка: «Будет день, будет и пища».
– А тетя и дядя – это близкие родственники? – Ники будто пропустил ее слова мимо ушей, продолжая думать о своем.
Аня покачала головой и мягко проговорила:
– Не понимаю, куда ты клонишь, солнышко мое. Да, тетя и дядя – это близкие родственники, но, к сожалению, я знаю из документов, которые пришлось оформлять при усыновлении, что у тебя нет ни тети ни дяди.
Ники хитро взглянул на нее и выпалил:
– А вот и есть! Дяди нет, а тетя очень даже есть!
Анна опешила, не сразу сообразив, что ответить на это заявление. Похоже, малыш просто начал фантазировать: своего рода защитная реакция в безвыходном положении. Хотя раньше она за ним ничего подобного не замечала…
– Ники, – осторожно начала она, – о какой тете ты говоришь?
– О миссис Клэрксон, конечно, – пожал худенькими плечиками Ники.
Имя было Ане незнакомо, в документах оно не встречалось.
– Ты ничего не путаешь? Кто такая миссис Клэрксон?
Ники посмотрел на нее удивленно, огорченный ее непонятливостью, и проговорил, отчетливо выговаривая слова:
– Миссис Клэрксон – это моя тетя. Сестра моей мамы.
– Но я про нее никогда не слышала! Этого не может быть! Мы специально искали твоих родственников! Если бы нашелся хоть один, мне потребовалось бы получить его письменное согласие на твое усыновление. Но я его получила, а о тете Клэрксон слышу в первый раз. Это невероятно!
Анна, поджав колени, уселась напротив мальчика, обхватила его за плечи, легонько встряхнула и спросила, требовательно глядя в глаза:
– Ники, посмотри на меня! То, что ты говоришь, очень важно. Скажи, ты ничего не выдумываешь?
Ники посмотрел на нее полными слез глазами, его нижняя губа обиженно дрогнула.
– Аня, миссис Клэрксон существует на самом деле! – отчаянно выкрикнул он. – Я не маленький, чтобы выдумывать всякие глупости! Почему ты мне не веришь?!
Опомнившись, Анна обняла малыша, прижала к себе, приговаривая:
– Ну что ты, милый, конечно, я тебе верю. Я хочу тебе помочь и совсем отчаялась. Мы отыщем твою тетю, уговорим ее стать донором, и ты снова будешь здоровым! Только бы она существовала на самом деле!
– Говорю же, она существует!
– Но почему о ней нигде не говорится?
– Потому, что мама не хотела, чтобы о ней знали. Она ее ненавидела. Сначала говорила, что миссис Клэрксон умерла, а потом вообще перестала упоминать, что у нее есть старшая сестра, даже из документов ее вычеркнула.
– Как же так? Почему? Может, она и в самом деле скончалась?
