Воспоминания становились все отчетливее. Джоэль вспомнил, как стоял на стене замка. Слепящая метель. Человек, наставивший на него пистолет. Звук выстрела, страшный удар пули, ощущение падения. Сознание покидало его и снова возвращалось. Потом его несли. Женский голос у самого уха. Алекс ласково шепчет ему, подхватив на руки:
— Молчи.
И собственный голос, слабый, прерывающийся:
— Алекс… Мне страшно.
Потом пустота.
Джоэль напряг зрение, вглядываясь в заснеженный ландшафт. Никаких следов. Неужели она просто ушла, оставив его одного, в таком состоянии?
Алекс. Он ее любил. Или думал, что любит, пока не понял, кто она такая. Что она такое.
Мужчина коснулся пальцами шеи. Нащупал отверстия, липкую запекшуюся кровь. Осознание произошедшего пронзило его, словно еще одна пуля.
Алекс пила его кровь. Его живая кровь попала в нее, а та мерзость, что была в ней, потекла по его жилам.
Он превратился…
Он превратился…
Нет. Нет.
Джоэль вскочил. Вопль, вырвавшийся из его груди, разнесся по заснеженной долине, эхом прокатился по горам.
НЕЕЕЕЕТ!
Он снова упал в снег. Выгнув спину и зажмурившись, изо всех сил ударил кулаками по земле, потом себя по голове. Боли не было. Джоэль сунул большие пальцы в рот, нащупал верхний клык и с силой сжал зубы. И ничего не почувствовал. Абсурд. Безумие. Может, все это дурной сон?
К сожалению, нет. Соломон уничтожил много этих существ и прекрасно знал, что они реальны. Веками и тысячелетиями они жили среди людей — паразиты, питающиеся кровью человеческих существ.
И теперь он стал одним из них.
Джоэль сидел на снегу, обхватив себя руками и медленно раскачиваясь взад-вперед. Разум его словно онемел, запутался в сонме беспорядочных мыслей, был парализован ужасом. Казалось, прошло очень много времени, прежде чем Джоэль с трудом повернул голову и посмотрел на забрызганные кровью часы у себя на запястье, затем на небо. Звезды бледнели, и на восточном горизонте проявились первые кроваво-красные отблески.
Скоро рассвет.
Много лет назад, в далеком детстве, дед рассказывал Джоэлю, что происходит с вампиром под лучами солнца. Теперь первобытный инстинкт — незнакомый, но исходящий из самых глубин его существа — посылал тревожные сигналы в мозг, подсказывая, что дед говорил правду.
Джоэль попытался представить, как все произойдет. По мере того как свет на востоке будет становиться ярче, тревога уступит место ужасу. Затем над горизонтом покажется золотистый край солнечного диска, и словно миллионы иголок вонзятся в кожу. Через несколько секунд смертельные лучи начнут поджаривать его: кровь закипит в жилах, плоть почернеет и начнет отделяться от костей, отпадать хрупкими, похожими на шлак хлопьями, которые будет уносить утренним ветром, а он зайдется в крике, глядя на свое распадающееся тело. Когда пытка закончится, от него не останется ничего — только ямка в снегу обозначит место его окончательного и необратимого уничтожения.
Но Джоэль всей душой жаждал этого. Жизнь уже завершилась, знакомый мир утрачен навсегда. Будущее, которое его ждет, немыслимо и невыносимо. Взгляд новообращенного вампира был прикован к восточной части неба, которая постепенно краснела, словно наливаясь кровью.
Давай. Темно-красное зарево прорезали золотистые нити. Первые лучи солнца медленно поползли по склонам далеких гор.
Соломон почувствовал страх. И приготовился, что страх усилится, что придется противостоять ему до самого конца. Но невыразимый ужас, охватывавший его по мере приближения рассвета, превратился в мощную силу, которую он не мог даже представить. Подчиняясь инстинкту, Джоэль вскочил и, спотыкаясь, побрел прочь по свежему снегу.
За его спиной над горами засияли первые лучи солнечного света. Их сила была сравнима с силой атомного взрыва. Джоэль вскрикнул и перешел на бег, стремительно понесся среди деревьев, словно дикий зверь, которого инстинкт толкает к выживанию любой ценой. Подобные скорость и сила были ему неведомы за все тридцать лет человеческой жизни. Он знал только одно — нужно найти тень. Отыскать тьму. Обжигающий свет быстро приближался.
Джоэль взглянул вверх, прикрыв ладонью глаза. Восход позолотил башни и стены замка. В древней крепости найдется немало темных уголков, где можно найти убежище, но Соломон понимал, что, даже наделенный невероятной физической силой, он никак не успеет подняться по склону горы.
Сгорит.
Нет, шанс все-таки есть. У подножия горы, до которой оставалось около тридцати ярдов, Джоэль заметил углубление между камней. «Пусть это будет то, что я думаю», — взмолился он. Поскользнувшись на обледенелой скале, он растянулся на снегу. Луч солнца пробился сквозь голые ветки деревьев и, словно лазер, полоснул по его вытянутой руке. Кожа зашипела, и запахло паленым. Соломон снова вскрикнул. Потом вскочил и бросился ко входу в пещеру.
Пещера была глубокой и низкой. Согнувшись пополам, Джоэль пополз, изо всех сил отталкиваясь коленями; его переполняло отчаянное желание — такого он не испытывал никогда в жизни — укрыться от вселяющего ужас солнечного света. Чем глубже он забирался, тем уже становилась щель, и приходилось прилагать все силы, чтобы протискиваться в нее. Затем из его груди вырвался вздох облегчения — проход снова стал расширяться, превращаясь в извилистую расселину, уходившую куда-то вглубь и вверх, в недра горы. Черное, как ночь, убежище, куда солнце не проникало многие миллионы лет.
Джоэль нырнул в спасительную тьму. Его захлестнула невероятная волна радости, и его губы непроизвольно растянулись в улыбке. Получилось. Он укрылся от ненавистного солнца. Выжил. Победил.
— Нет, Джоэль, — возразил другой голос у него в голове. — Ты проиграл. Позорно проиграл.
Он закрыл глаза, и радость внезапно сменилась отвращением и ненавистью к самому себе. У него была возможность покончить со всем этим, прямо здесь, прямо сейчас. Но вся его решимость не имела ни малейшего шанса в борьбе против всепобеждающей воли к жизни, свойственной вампиру. Ни теперь, ни когда-либо еще. Он обречен влачить это существование вечно.
Солнце поднялось над заснеженным лесом и начало свой путь по небу. Джоэль сидел в пещере, думая только об одном. Он вернется домой и уничтожит женщину, которая сделала с ним такое. Ее саму и всех ее сородичей.
Отправит их обратно в ад, которому принадлежали они — а теперь и он сам.
