Вейн рассеянно кивнул. Он заметил вдруг с необъяснимым ужасом, охватившим его, как руки старика начали судорожно искривляться и тянуться к нему по прилавку. Его пальцы походили на длинные желтые когти, они царапали деревянную поверхность, как бы желая схватить, вонзиться, обладать.
За желтой сморщенной маской, обозначившей улыбку, Вейн почувствовал, какой голод мучает старика. Этот голод не был обыкновенным голодом смертных – это было непреодолимое желание, всепоглощающая страсть обладать тем, чем невозможно обладать, получить то, что нельзя дать.
Потом послышался голос, обуреваемый той же алчностью, пульсирующий той же черной жаждой.
– А картина, мистер Вейн, где моя картина?
Справившись с нахлынувшим на него отвращением, Вейн отрицательно покачал головой.
– Я еще не закончил ее. Вот почему я и пришел сюда. Я хотел бы поговорить с вами об этой картине.
Когти на прилавке сжались. Прищуренные глаза сверкнули в лицо Вейна. Он уклонился от их взгляда.
– Нам не о чем говорить. Мы заключили сделку. Я выполнил свою часть. Вы должны выполнить свою. Где картина?
Вейн выдавил улыбку.
– Да, ваш вопрос справедлив, – сказал он. – Вы сказали, что хотели бы иметь одну из моих картин, и вот почему я к вам зашел, Я бы хотел выяснить, какую именно картину вы хотели бы иметь. Может быть, вас устроила бы одна из моих ранних работ – пейзаж, например?
Старик вдруг загоготал. Как будто заулюлюкали из преисподней.
– Пейзаж? Очень умно с вашей стороны, сэр. В самом деле, очень умно. Пейзаж!
– Но.
– Мы договорились о портрете, мистер Вейн. О портрете человека. О таком портрете, который захватывал бы душу. Только вы, мистер Вейн, можете создать такой портрет.
В его голосе не было жалости, и в сердце Вейна не осталось надежды.
– Душа, – прошептал он. – Почему вы все время говорите о душе?
– По очень серьезной причине, – тоже прошептал старик, но его слова отзывались в ушах Вейна громовыми раскатами. – Потому, что вы заложили мне свою душу. Если через две недели вы не выкупите ее другой душой, я предъявлю на вашу душу свои права. Полные права.
– Но это значит, что кто-то другой…
– Будет принадлежать мне, вечно, – кивнуло существо за прилавком. – Мы заключили сделку. Или ваша душа или чья-то еще. Чей портрет вы дадите мне, не имеет ни малейшего значения. Я возьму любой, но обманывать меня нельзя. Вы должны работать честно, так, чтобы в портрете отразился ваш Гений.
И не дав Вейну опомниться, старик продолжил:
– Между прочим, мистер Вейн, это очень выгодная сделка для вас. Предположим, вы хотите от кого-то избавиться. Ну напишите для меня портрет этого человека. Мы оба будем довольны. Принесите мне портрет, расписку, и все будет проделано законным образом.
У Вейна все поплыло перед глазами.
– Другого выхода нет? – пробормотал он.
– Другого выхода для вас нет. Значит, я жду вас через две недели. Всего хорошего.
Вейн повернулся и слепо, неровными шагами направился к двери.
Позади него кашлянул старик.
– Между прочим, я слежу за вашими успехами и очень вами доволен. Разрешите дружеский совет – не слишком увлекайтесь женщинами: они уже давно мои союзницы.
Короткий смешок звенел в ушах Вейна, когда он выбирался из лавки и брел по сумеречным улицам к себе домой.
Вейн был бессилен. У него не было выхода. Он должен написать портрет, в котором бы сияла душа модели. Он должен отдать этот портрет старику, отдать ему душу, которой бы тот утолил свою невиданную страсть.
Но кто будет позировать для портрета?
Вейн не мог пожертвовать ни одним из уже написанных портретов. Все они были в руках посредников и приносили деньги. Кроме того, нельзя отдавать душу, невинного человека в лапы этого черного существа, маскирующегося под старенького владельца ломбарда.
Нет, модель должна быть совершенно новой. Как намекнул старик, самый лучший выход написать портрет человека, исчезновение которого будет на руку Вейну.
Да, это выход. Он не сомневался в том, что случится, когда он отдаст портрет: тот, кто будет на нем изображен, навсегда исчезнет с лица земли.
Так кто жеэтобудет?
На какую-то секунду Вейну пришла дикая мысль нарисовать портрет Нади. Он припомнил последний холст маслом – вспомнил чувственные губы, жадные глаза, зловещие брови.
Портрет как зеркало отражал эгоистичную душу Нади, Вейн был в этом уверен.
Но он не мог предать ее. Какой бы она ни была, ему было ее жалко. Если бы не жена, он завоевал бы ее навсегда.
Если бы не жена…
Вейн встряхнулся, дернул головой.
Он взлетел по лестнице в свою квартиру, распахнул дверь. Его жена отдыхала в спальне. Он, крадучись, подошел к ней, кашлянул.
– Мари! Пойди-ка сюда на секунду. Кажется, мне пришла в голову замечательная мысль.
Мари очень взволновала мысль, что Эктор Вейн решил писать с нее портрет. Ее робкая любовь и благодарность так и светились в ее глазах во время работы. Куда более неопытному художнику и то не удалось бы избежать отражения ее души, которая вся, как есть, запечатлелась на лице этой женщины.
Но Эктор Вейн был отнюдь не новичком. Его кисть была быстрой и уверенной. Еще несколько сеансов – и он, закончив предварительный набросок, стал писать маслом. Неделя пролетела быстро. Вейн понял, что создает шедевр. Работа шла легко. Мари не знала усталости, она могла позировать бесконечно.
На девятый день сеансы закончились, и Вейн, отступив, смотрел на Мари, его Мари, почти как живую.
Он сделал то, что нужно.
В следующие два дня Вейн закончил фон. И только тогда он, дав себе отдых, проспал целые сутки.
Мари, увидев законченный портрет, расплакалась от счастья.
Вейн не мог смотреть ей в глаза. Он отвернулся, его жгло раскаяние. Но ничего не поделаешь.
За эту неделю Вейн ни разу не вспомнил о Наде. Теперь же он хотел видеть ее.
– Дорогая, ты очень устала, – обратился он к жене, протягивая ей пачку денег. – Не могу выразить словами, как я тебе благодарен за все то, что ты сделала для меня. Я хочу, чтобы ты поехала в город и купила все, что пожелаешь, – шляпки, платья, что хочешь.
– Но Эктор…
– Поезжай. Пожалуйста, я тебя очень прошу.
Вейн отвернулся. Он не мог выносить ее вида, видеть, как сияют любовью ее глаза.
Мари оделась, вышла из квартиры. Вейн позвонил Наде.
Ее голос в телефонной трубке звучал сварливо.
– Куда ты пропал? Я ждала больше недели, а ты ни разу не позвонил. Я знаю, ты сейчас начнешь оправдываться, но я не хочу тебя слушать.
– Приходи и увидишь мое оправдание, – сказал Вейн.
Через час Надя приехала. Вейн с торжествующим видом провел ее в квартиру.
