Сон пришел к нему довольно поздно, хотя ему было приятно осознавать, что поведение картины никоим образом не зависело от его прежнего и, как теперь выяснилось, совершенно безосновательного суждения о ней. Очевидно, тот человек, который рассматривал её накануне вечером, заметил на ней нечто такое, что углядел сейчас и он сам, иначе оставалось лишь предположить, что с его глазами или рассудком происходит нечто весьма тревожное. К счастью, два дела, которые поджидали поутру мистера Уильямса, позволили ему рассеять подобные мрачные опасения. Он намеревался сделать так, чтобы при очередном осмотре картины обязательно присутствовали свидетели; кроме того, он принял твёрдое решение определить всё же, что за дом был на ней изображен. Ему пришла в голову мысль пригласить на завтрак своего соседа Нисбета, после чего он мог бы провести утренние часы за чтением справочника географических названий.
Нисбет в то утро был свободен от дел и пришел к мистеру Уильямсу где-то около половины десятого. Даже в столь поздний час хозяин квартиры был не вполне одет, чем немало удивил гостя. За завтраком мистер Уильямс никоим образом не касался в разговоре гравюры, сказав лишь, что обзавёлся новой картиной и ему очень хотелось бы услышать мнение Нисбета по поводу её достоинств. Однако лица, знакомые с особенностями университетской жизни, могут без труда представить себе тот широкий и поистине упоительный диапазон тем, которых касалась их беседа; разумеется, гость с увлечением разговаривал о гольфе, теннисе, но при этом не мог не заметить, что мистер Уильямс всё это время вел себя несколько смущенно, поскольку все его мысли были сосредоточены,
конечно же, на странной гравюре. А та пока продолжала лежать изображением вниз в гардеробе, стоявшем в соседней комнате.
Наконец они закурили утренние трубки, и наступил тот момент, которого мистер Уильямс ждал с таким нетерпением. Очень осторожно, почти трепетно ступая по полу, он прошёл в соседнюю комнату, открыл гардероб и извлек из неё картину, держа ее по-прежнему изображением вниз, после чего вернулся назад и протянул Нисбету.
— А сейчас, Нисбет, — проговорил он, — мне бы хотелось услышать от вас, что вы видите на этой гравюре. Опишите её с максимальной скрупулезностью и точностью. Вплоть до мельчайших деталей. Потом я объясню вам смысл своей просьбы.
— Ну что ж, — продолжил Нисбет, — я здесь вижу деревенский дом — по-видимому английский, на который сверху падает лунный свет.
— Лунный свет? Вы в этом уверены?
— Ну конечно. Луна, возможно, находится на ущербе, если вас так интересуют детали, а на небе отчетливо видны облака.
— Так, хорошо, продолжайте, — кивнул мистер Уильямс, хотя, по правде сказать, когда впервые я увидел эту картину, луны на ней не было.
— Ну, я даже и не знаю, что тут особенно и говорить-то, продолжал Нисбет. — В доме имеется один — два, нет, три ряда окон, по пять окон в каждом ряду, если не считать первого этажа, где находится крыльцо, и...
— А что насчет человеческих фигур? — нетерпеливо спросил мистер Уильямс.
— Никаких фигур нет, — покачал головой Нисбет, —хотя...
— Что? Нет никакой фигуры на переднем плане?
— Ни малейшего намёка.
— Вы готовы в этом поклясться?
— Разумеется. Но я подметил ещё одно интересное обстоятельство.
— Какое?
— Видите ли, окно на первом этаже — слева от двери — оно открыто.
— Правда? Бог ты мой! Значит, оно пробралось внутрь, возбуждённо проговорил мистер Уильямс. Он поспешил назад к дивану, на котором сидел Нисбет, и, выхватив гравюру у него из рук, лично убедился в справедливости слов гостя. Так оно и было. Фигура на гравюре отсутствовала, а одно из окон действительно было распахнуто настежь. Мистер Уильямс несколько секунд безмолвно и в явном изумлении глазел на гравюру, после чего прошел к письменному столу и принялся что-то быстро записывать. Затем он принес оба листа бумаги Нисбету и попросил его подписать один из них — это было его собственное описание гравюры, которое вы только что слышали, а затем прочитал другое, которое сделал сам мистер Уильямс накануне ночью.
— И что всё это может значить ? — поинтересовался Нисбет.
— Вот именно! — воскликнул мистер Уильямс. — Во всяком случае, мне надо сделать одну вещь... точнее — три вещи, если как следует подумать. Я должен выяснить у Гарвуда (это был один из гостей, посетивших его накануне), что именно он видел; затем я намерен сфотографировать эту гравюру, прежде чем она изменится в очередной раз, а третье — мне следует всё же разобраться, что именно на ней изображено.
— Ну, сфотографировать я могу её и сам, — сказал Нисбет, и я это сделаю. Но вы знаете, у меня такое впечатление... очень похоже на то, что мы присутствуем на месте какой-то трагедии, только весь вопрос в том, произошла ли она уже или лишь должна произойти... да, вы обязательно должны выяснить, что это за место. Да, — повторил Нисбет, глядя на гравюру, — пожалуй, вы правы. Оно пробралось внутрь. И если я не ошибаюсь, в настоящий момент этот дьявол бродит где-то по комнатам верхних этажей.
— Знаете, что, — промолвил мистер Уильямс, — я покажу гравюру старому Глюку (это был старший член совета колледжа) — скорее всего, он опознает это место. Университет владеет кое-какой собственностью как в Сассексе, так и в Эссексе, а он довольно долго проживал в обоих этих графствах.
— Да уж, пожалуй, — согласился Нисбет. — Но позвольте мне сначала сфотографировать её. Кстати, я слышал, что Грина сейчас здесь нет. Он отсутствовал на последнем заседании и, насколько мне известно, на воскресенье собирался куда-то уехать.
— Да, верно. Правильно, он уехал в Брайтон. Итак, вы её сфотографируете, а я схожу к Гарвуду и подробно опрошу его, что именно он на ней увидел. Вы в моё отсутствие присмотрите за ней. Я начинаю думать, что две гинеи не такая уж большая цена за подобную гравюру.
Довольно скоро он вернулся и привел с собой мистера Гарвуда. По словам последнего, фигура, которую он совершенно отчетливо видел на переднем плане гравюры, действительно там находилась, однако ещё не успела продвинуться вглубь лужайки. Помнил он и странную белую отметину у неё на спине, но не мог быть уверен в том, что это был крест. После мистер Уильямс подробно запротоколировал его слова, он подписал их, а Нисбет отправился фотографировать картину.
— И что вы теперь собираетесь делать? — спросил Гарвуд. — Так и будете весь день смотреть на неё?
— Нет, пожалуй, — сказал мистер Уильямс. — Хотя, по правде сказать, мне хотелось бы знать, увидим мы всю картину как единое целое или нет. Понимаете, с того момента, как я впервые увидел гравюру, многое могло измениться. Насколько я понимаю, существо это лишь вошло в дом. С тех пор оно могло закончить все свои дела и убраться. И всё же то обстоятельство, что окно до сих пор открыто, наводит меня на мысль о том, что оно до сих пор находится внутри. А потому мне кажется, что я вполне спокойно могу оставить гравюру, более того, у меня сложилось впечатление, что в дневное время она не претерпит серьезных изменений — если, конечно, таковые будут вообще. Давайте сегодня после обеда немного погуляем, а потом зайдем на чай, если хотите, даже позже, когда стемнеет. Гравюра останется здесь, на столе. Если кто сюда и войдет, так только мой слуга.
