Тогда разъяренные налоговики поволокли NN куда-то… Он очень удивился, увидев, что тащат в туалет. Там его, сопя от напряжения, приковали наручниками к батарее и ушли со словами — мол, если и это не подействует, они не знают, что вообще делать… Постепенно NN нашел положение, в котором мог вполне удобно сидеть на полу возле батареи. Справедливости ради, в сортире налоговиков было чисто, и сидеть в нем на полу вовсе не было так уж и неприятно. Как меланхолически заметил NN, «там у них почти и не воняло». Требую это отметить как заслуживающий поощрения признак высокой культуры налоговой полиции Красноярска. В кармане была почти нетронутая пачка сигарет — верный себе, NN курил то, что выклянчивал у следователей. Время шло к половине двенадцатого ночи, и NN очень удивлялся, что следователи не думают расходиться, — сидят себе в кабинете одного из них, совсем недалеко от сортира, пьют кофе и курят. Ну, в конце концов, их дело…
NN сидел, курил свои сигареты и все размышлял, какие кары они вместе с адвокатом обрушат завтра на головы этих всех гадов, которые посмели насильно засунуть в сортир свободного гражданина РФ, да еще приковали к батарее! Перед мысленным взором NN мелькали бумаги, направленные начальству налоговой полиции в Красноярске и в Москве, слезные жалобы Путину, президенту США, в ООН, в Межгалактический совет по охране разумных существ и куда-то еще, как вдруг какое-то движение на противоположной стене привлекло внимание NN… и в следующий момент он тоненько, истерично завизжал, дико рванулся, вызвав судорожный гул батареи… А в кабинете, где пили кофе налоговики, раздался взрыв довольного смеха, и кто-то внятно произнес:
— Все, готово! Уже колется!
Дело в том, что из стены сначала высунулась голова… Человеческая голова, глаза у головы сверкнули багровым, дымным пламенем, вызвавшим у NN просто панический ужас. Этот багровый жуткий огонь, справедливости ради, был только отсветом вполне прозаического, совершенно земного света из двери, на счастье NN. Но и без того бедный неплательщик почувствовал, как волосы по краям лысины у него шевелятся, а под ним образуется лужа, потому что с усилием, кряхтя, но из стены вылезал весь человек… NN превосходно знал этого человека и больше месяца назад пил на его поминках, вот он и стал дико орать и метаться, пытаясь одновременно оторвать прикованную руку, вскочить и вжаться в стену, подальше от призрака.
Каждый его сдавленный вопль вызывал взрыв довольного хохота из кабинета следователей, а вышедший из стены окончательно оформился в маленького, тщедушного мужичонку, и этот мужичонка, покойник уже больше месяца, сочувственно спросил NN:
— Браток… Что, много им задолжал?
Человечек слегка заикался, растягивал «а» на конце, словно произносил этот звук несколько раз…
NN дико взвыл и снова попытался метнуться то ли в стену, то ли вдоль стены — из негостеприимного сортира.
А человечек подступал, переминаясь с ноги на ногу, неуверенно ломая пальцы. В сортире вдруг понесло погребом, сладковатым тяжелым запахом, который, учуяв однажды, уж не спутаешь ни с чем и никогда. И выражение глаз, уверял NN, какое-то дикое.
— Браток… Ты меня не боись… Ты им не все отдал, да?! А им надо все отдать… вот так!
И человечек, к ужасу NN, принялся снимать с себя кожаную куртку, рубашку и, отстегнув подтяжки, оказался в спущенных, волочащихся по полу брюках… Он очень старательно показывал, как именно все нужно отдать, вызывая у NN просто обморочное состояние. Покойник-то покойник, а что если он еще и того… еще и активный педераст?! Может, его для того тут и держат?!
Подтверждая худшие подозрения NN, выходец из стены взялся за резинку трусов:
— Браток… Вот так им надо отдавать… Все отдавать…
В этот момент раздались энергичные шаги и кто-то заглянул в сортир:
— Ну что?! Уже достиг нужной кондиции?
Тут заорали сразу оба: NN судорожно метнулся в сторону такого милого, такого родного офицера налоговой полиции, представителя такого знакомого и понятного мира…
И одновременно заорал этот мужик из стены, судорожно метнулся как раз в противоположную сторону, подальше от офицера. Похватал разбросанные на полу детали туалета и так, с волочащимися сзади подтяжками, и забежал обратно в стену, на этот раз пройдя в нее без малейшего усилия.
— Ну что? Пойдем, колоться будешь или оставить тебя здесь? Если оставлю, он опять придет!
— Все отдам!!! — завыл неузнаваемый NN, и последующие полчаса он только и делал, что отдавал долги, в том числе уже полузабытые, легендарные, которые никто уже и не рассчитывал с него взыскать.
Я беседовал с перековавшимся NN спустя изрядное время после этого происшествия — где-то месяца через три. Но и то он нервно поводил плечами, судорожно затягивался, вздрагивал и психовал, через каждые три слова впадая в дурную агрессию. В общем, человек сломался, и сломался всерьез и надолго. Только разве налоговая полиция и не может на него нарадоваться.
Естественно, этот рассказ я проверял: вдруг у NN все-таки есть некое шизофреническое отягощение и видел он совсем не то, что имело место в действительности. Но, во-первых, вроде бы никогда ему никаких душевных расстройств не диагностировали. «Даже запоев не было!» — бухнул знакомый психиатр. А во-вторых, данные NN блистательно подтвердил другой человек… Более того — человек, что называется, с другой стороны, сам из налоговой полиции.
— Это тебе для печати? — подозрительно спросил меня майор налоговой полиции.
— Для печати. И более того, для книги…
— Тогда на меня не ссылайся!
— Ладно… Будешь, допустим, «майор Б.» Устраивает?
— А можно как-нибудь без «Б.»? Фамилия на «Б.», сразу поймут…
— Да пожалуйста, будь ты «майором Л.». Годится? И никаких ассоциаций… Главное, ты мне расскажи-ка про приключения NN. Говоришь, живет там у вас такой в стенке?
— И вовсе не в стенке…
А дело было так: другим неплательщиком налогов, таким же злостным, как NN, был… ну, допустим, ММ. И стыдили его, и пугали — все без толку. И как-то раз, после очередной угрозы послать мести улицы, пока все не отдаст, на повестку дня всплыла возможность сбыть ММ на органы.
— Как это?! — нервно завопил ММ, и мой знакомый, человек с обширным чувством юмора, сразу почувствовал — вот она, брешь, в которую можно ударить!
— А знаете, сколько сейчас стоит один глаз? Три тысячи баксов! Это один! Два глаза, получается, шесть тысяч. То есть, конечно, если оба глаза в исправности. У Вас, ММ, как тут со зрением? Вроде без очков ходите?
— Ка-акое… Ка-акое значение! — взвыл ММ.
— Как это «какое значение»?! Огромное! Если у вас зрение нормальное, значит, хрусталик в порядке! Они, буржуи, в основном за хрусталик и платят, — авторитетно объяснил майор и погрузился в новые расчеты:
