Это был еще тот период, когда мы оба старались не задумываться о будущем, а просто… были вместе. Поэтому все получалось легко и правильно. Ну вот Сережа и подловил меня на моменте максимальной душевной расслабленности.
Я вздрогнула, когда моя рука юркнула под одеяло.
— Сереж! — попыталась строго одернуть я. — Перестань.
Он шептал — а от его шепота у меня всегда сознание мутилось:
— Маш, Машенька… Ну прекрати уже. Со мной у тебя все будет странным, так разреши мне еще одну странность.
— Нет, Сереж! — тело было настолько уставшим, что даже глаза открывать не хотелось. — Я так не хочу. Дай мне поспать уже.
— Спи-и-и-и, — тем же шепотом прошелестел он мне в ухо, после чего полностью погрузился в меня. К этому ощущению я привыкла уже настолько, что даже не думала сопротивляться.
Но попыталась хотя бы вздрогнуть, когда он снова завладел моей рукой. Через минуту сопротивляться расхотелось — даже стыд куда-то делся. Он моими же пальцами нырнул под белье и моментально нашел какую-то точку, заставившую меня задохнуться. Я даже не знаю, кто из нас выгибал тело, кто стонал. Наверное, оба, раз он ощущал то же самое, что и я. Наши мысли перепутались вместе с голосами. Оставь меня в покое. Это слишком для меня. Я хочу тебя поцеловать. Нет, не сопротивляйся мне, Маш. Как же хорошо. Оставь меня. Никогда меня не оставляй.
Знаете, чем женский оргазм отличается от мужского? А я вот знаю! Мне Сережа утром рассказал, даже не обращая внимания на то, что я совершенно не желаю это обсуждать. Чай приходилось пить краснея, как рак. А он только смеялся — ну конечно! Стопроцентный гедонист же — сам говорил. А тут такая феерия без привлечения посторонних лиц. Чувствую, что теперь он донимать меня будет постоянно. Если не анализировать слишком глубоко, то не произошло ничего такого, что перевесило бы по степени странности вообще наши отношения, поэтому, чувствую, что я буду соглашаться.
Я не знаю точно, когда все начало разваливаться. Артем был когда-то прав — чем дольше мы были вместе, тем меньше я хотела слышать о том, что у меня должна быть и своя жизнь. Про парня даже и думать не собиралась. Наши с Сережей ссоры часто разгорались на почве его чувства вины. Он убеждал меня в том, что спокойно воспримет, если я начну с кем-то встречаться… И от моего смеха его коробило еще сильнее. Дело было не в его ревности, а в том, что мне просто больше никто не был нужен! Бывало и такое, что он уходил к Артему, но я просто ехала за ним и говорила, что останусь там, если он не вернется домой. Да он сам едва держался, чтобы не вернуться, поэтому мне никогда не составляло труда его уговорить. Нам друг без друга было намного хуже, чем любое «вместе».
— И что? Всю жизнь с призраком проведешь? Подождем, пока легализуют такие браки? — кричал он.
— Сереж! — я не хотела скандалить. — Да перестань. Ты уже не призрак даже. А… человек-невидимка!
— Ага. Иди и родителям своим это скажи.
Меня лично все устраивало. Я не могу сказать, что все было просто, но я отгоняла ненужные мысли — пусть будет так, пусть все вокруг меня считают сумасшедшей, но без него — не хочу. Все разваливалось только потому, что он не мог простить самого себя. Лучше бы оставался эгоистом, каким всегда был! Чем сильнее он любил меня, тем сложнее становилось с ним договариваться. И я начала подсознательно ждать, когда он наконец-то скажет: «Я ухожу, Маш. Забудь обо мне… как-нибудь».
Я знала, что такой день наступит, но когда это произошло, оказалось, что я не была готова. Я кричала в стену, звала, но понимала, что это конец. Сережа найдет свою дверь или будет существовать дальше, но он никогда не вернется. Ради меня — как он сам решил за нас обоих.
Это был первый вечер, который я едва пережила, а дальше — все хуже. Я каждый день думала, что хуже уже быть не может — и каждый день ошибалась. Пашка разнылся и обвинил во всем меня. Артем подолгу сидел рядом и молчал. А за окном разгоралась весна — самая бесконечная весна в моей жизни. Я все чаще заглядывала к Зинаиде Ивановне — почему-то там мое сердце ненадолго успокаивалось. А в остальном… мне иногда казалось, что даже умирать не так больно, как жить. Кажется, мне нужна собака. Или морская свинка. Нет, никто мне не нужен. Лечит ли время? Лечить можно болезни, а Сережа не был болезнью. Он был самым правильным, что со мной случалось.
— Девушка, можно с вами познакомиться? — какой-то парень на улице. Неважно, я уже почти дома для очередного страшного вечера перед очередной страшной ночью. Просто мотнула головой и пошла дальше, услышав: — Ну и зря!
Что-то в его интонации заставило меня замереть на месте и обернуться. Старше. Лет двадцать пять. Светлые волосы. Приятный и с обаятельной улыбкой, но до обложки «Космо» далеко. Я быстро подбежала, парень изобразил удивление:
— Видимо, можно?
Сердце остановилось. Слова приходилось выдавливать с усилием:
— Я тебя… Как? Сережа, да как ты мог так со мной поступить?!
Парень улыбнулся шире:
— Меня Слава зовут.
Да наплевать мне, как там его зовут! Просто обхватила его, вжимаясь всем телом, совсем не реветь не получалось — я старалась хотя бы не всхлипывать:
— Сволочь! Сволочь ты, понял? Я не хочу без тебя! Ничего не хочу! Где ты был столько времени? Три месяца! Три ебучих месяца…
— Девушка, вы что себе позволяете? — возмущался парень. — Какое право вы имеете меня насильно теребонькать?! А от вашей нецензурной лексики у меня…
— Заткнись уже. Нет, говори! Отвечай уже — где был?! — бурчала я в его рубашку.
— Ну во-от, — протянул он обиженно и наконец-то обнял меня. — Маш, такой сюрприз испортила — ни стыда, ни совести! Ну почему ты меня всегда узнаешь? В больнице был, где ж еще?
Я оторвалась от его груди, чтобы посмотреть в глаза — чужие глаза с таким знакомым огоньком.
— В… больнице?
— Ага. Давай знакомиться! Вячеслав Суворов! Коматозник, — он расхохотался от непонимания на моем лице. — Смерть мозга. Прикинь, какие рожи были у врачей, когда я с таким диагнозом вдруг глаза открыл?
Я не могла поверить. И говорить не могла. И думать. Поэтому просто тащила его домой, пытаясь слушать объяснения:
— Меня в Москву хотели перевозить на обследование! Но отец такой ор поднял — аж стены трещали! Забрал меня. Ну а амнезию и странности в поведении на черепно-мозговую списали. А отец…
— Какой еще отец? — наконец-то и у меня мыслительный процесс начал просыпаться.
— Замечательный, кстати, отец, Маш! Вот же ирония — у меня при жизни отца не было, а теперь есть.
В прихожей я гладила его лицо, плечи, хоть и пыталась выглядеть здравомыслящей:
