Сердце мое подпрыгнуло. Неужели Катрина видела Всадника – настоящего Всадника, подумала я. Неужели он помог ей доставить тело моего отца домой?
– Потом передо мной, как по волшебству, возникла черная лошадь. Конь. Черный конь. Это был Черт, конь твоего деда – тот, что был у него до Донара.
Меня окатила волна разочарования, но я промолчала.
– Более умного животного я в жизни не видела. Если бы не Черт, твоему деду никогда бы не удался тот фокус со Всадником без головы. Никогда другая лошадь не смогла бы так скакать в темноте, с полуслепым из-за дурацкого костюма седоком.
Я удивленно уставилась на Катрину, и бабушка улыбнулась:
– Да, я знаю, что Бром тебе рассказал. Я всегда надеялась, что история о Всаднике без головы забудется, но люди в деревне этого не позволили. Они превратили шутку Брома в нечто реальное – по крайней мере в своих головах.
– Но никто же не знает, что это была шутка. Кроме нас. И Шулера де Яагера.
Глаза Катрины сузились.
– Этот человек. Он как демон, преследующий нас с той самой ночи. Он знает, что случилось с Икабодом Крейном, но никому не расскажет.
«Ему просто нравится чувствовать власть над Бромом, – подумала я. – Нравится знать то, чего никто больше не знает».
– Знаю, Господь сочтет меня нечестивой, но я каждый день, с той самой ночи, желаю этому старику смерти. Когда лихорадка прошла по деревне, когда умерло столько молодых – и твоя мать, и многие другие, – я думала только: «Почему этот человек не умер?» Он, верно, заключил сделку с самим Люцифером, иначе не понимаю, почему он жив, когда столько хороших людей ушло.
Голос омы сочился ядом. Нет, то была не вспышка гнева, обычная для нее, – то была ненависть, глубочайшая, необъятная ненависть. Наверное, в этот момент капля яда попала и в мою кровь, и я заразилась той же ненавистью. Шулер де Яагер очень постарался, чтобы сделать Брома с Катриной несчастными. Именно из-за него Бендикс пошел в лес той ночью и встретился с ужасным существом, сотканным из тени.
– Так вот, Черт нашел меня в чаще, и мне кое-как удалось перевалить тело Бендикса через лошадиную холку, самой взгромоздиться на спину коня – и Черт отвез нас домой, к Брому.
Слеза поползла по ее щеке, и Катрина нетерпеливой рукой смахнула ее.
– И все оказалось напрасно, как я и думала, поскольку, вернувшись, я обнаружила, что Фенна умерла, умерла, когда Бендикс приносил себя в жертву по прихоти какого-то мерзкого старика.
«Но я осталась жива», – подумала я, но вслух ничего не сказала, тем более что не считала, будто жизнь моя была выкуплена ценой жизни отца. Мне просто посчастливилось выжить, как некоторым другим.
Если бы только Бендикс не ушел той ночью. Если бы только он подождал еще хоть день. Фенна умерла бы, и он бы понял, что никакие жертвы ничего не изменят. А у меня, по крайней мере, был бы отец.
Я тряхнула головой, отгоняя горчащие мысли. Бендикс мог все равно умереть, мог подхватить ту же лихорадку, которая сжигала меня и мою мать. Я, конечно, скучала по нему, но нельзя сказать, что мне не хватало любви и теплоты. Рядом всегда был Бром – и Катрина, пускай я даже порой не понимала, что она по-своему заботится обо мне.
Катрина поерзала в кресле, устраиваясь поудобнее, и снова взялась за шитье.
– Пойди поищи Сандера. Погуляйте. Осталось не так уж много солнечных дней.
Я помедлила, но ясно было, что больше ома ничего не скажет. Так я и оставила ее, в гостиной, низко склонившейся над рукоделием, чтобы никто не увидел, как она плачет.
Десять
С
начала я собиралась пойти одна, как вчера, но потом поняла, что Катрина высказала хорошую мысль (а у нее вдруг оказалось немало хороших мыслей, отметила я про себя), и отправилась на поиски Сандера. У меня голова шла кругом от всего, что я узнала, и так и подмывало поделиться с кем-то. Всего я ему, конечно, не намеревалась открывать – тайну выходки Брома со Всадником без головы я рассчитывала унести с собой в могилу, – но кое-что рассказать следовало. О Юстусе Смите, и об овце, и о том существе, которое я видела в лесу.
На дороге в деревню царило оживление. Многие из тех, чьи фермы располагались рядом с нашей, везли урожай на рынок или одному из многочисленных перекупщиков, которые перепродавали зерно в Нью-Йорк. Мимо проезжали телеги, влекомые медленно бредущими лошадьми, и не раз меня окликали, интересуясь делами и здоровьем Брома и Катрины. А я радовалась общению, ведь оно отвлекало меня от тяжких раздумий о лесе, мимо которого я проходила, – и о том, что скрывалось в его глубинах.
Я уже прошагала полдороги, когда одна из попутных телег замедлила ход.
– Подвезти вас, мисс Бенте?
Это оказался Хенрик Янссен. Опять Хенрик Янссен, недовольно подумала я. До недавнего времени я видела его, наверное, не чаще, чем пару раз в год, хотя его ферма и соседствовала с нашей, а последние несколько дней сталкивалась с ним буквально на каждом шагу. Ему было около тридцати – почти столько же, сколько было бы моему отцу, будь он жив. На обветренном лице поблескивали светло-голубые глаза. Рукава рубашки он закатал, выставив напоказ мускулистые руки.
Под его пристальным взглядом у меня аж живот скрутило. Нет, мне не хотелось забираться в телегу и сидеть рядом с этим человеком.
– Нет, спасибо, – ответила я, одарив его лучшей из улыбок Катрины, очень вежливой, демонстрирующей чуть ли не все зубы, но не затрагивающей глаза. – В такой прекрасный день приятно прогуляться пешком.
– Вы уверены? После того, что случилось с Кристоффелем и Юстусом, полагаю, вам было бы безопасней со мной.
«Сомневаюсь», – подумала я, едва не ляпнув это вслух.
– Мне кажется, нет ничего безопаснее, чем идти в деревню по людной дороге посреди дня. Спасибо, минхер Янссен.
Я надеялась, что решительный отказ отчетливо прозвучал в моем голосе. Заставить меня поехать с ним он не мог – ну разве что слез бы с телеги и швырнул меня в нее. Но если он хотя бы шевельнется сейчас, подумала я, тут же брошусь наутек.
Он сверлил меня взглядом. А я – его. Ван Брунты никогда не выказывают страха, но мне было интересно, о чем он думает. Прочитать что-либо по его глазам не получалось.
У него глаза как у Шулера де Яагера. Точь-в-точь. Они что-то скрывают, и Янссен не хочет, чтобы я узнала что.
Наконец он кивнул, прищелкнул языком, понукая лошадь, и телега покатилась дальше. Я смотрела ей вслед, задержавшись у обочины.
«Он чего-то хочет от меня. – Этому не было доказательств, только странное ощущение, возникшее у меня под его взглядом. – Но чего?»
При Хенрике Янссене меня тоже пробирал озноб, как и при Шулере де Яагере, и я встряхнулась всем телом, точно собака, пытаясь избавиться от назойливых мурашек. Не получилось. Еще несколько минут мне казалось, что по моей спине ползает множество проворных муравьев.
Миновав окраину деревни, я увидела неухоженный домишко Шулера де Яагера. Старик стоял у окна, и наши глаза встретились, когда я проходила мимо. Я нахмурилась, наградила его суровым взглядом, а он ухмыльнулся мне в ответ, и я едва удержалась, чтобы не выкинуть что-нибудь ребяческое и глупое – ну, например, разбить ему камнем окно. Ни один мальчишка Сонной Лощины не умел бросать камни с такой силой и так точно, как я. Если бы захотела, вполне могла бы всадить булыжник прямо между глаз Шулера де Яагера.
«Он твой дед, – прошелестело в моем сознании. – Ты не можешь этого сделать».
Нет, никакой он мне не дед. У меня уже есть дедушка, и его имя Абрагам ван Брунт.
Я подумывала о том, чтобы заявиться к Шулеру и потребовать рассказать мне все, что он знает о лесном монстре, но потом решила – толку от этого не будет. Не тот был момент. Если Шулер де Яагер хранил тайну проделки Брома тридцать лет, размышляла я, он не станет выдавать никаких секретов лишь потому, что я его попрошу. Чтобы встретиться с ним лицом к лицу, нужно иметь план, а плана у меня пока не было.
