Мне никогда еще не доводилось видеть, чтобы ход боя так быстро и радикально изменился. Медленное отступление афридов превратилось в бегство, и, наконец, страшная паника охватила горцев. Скоро перед ними были только бегущие врассыпную совершенно деморализованные толпы туземцев. Они неслись к ущельям в поисках спасения.
Но я вовсе не собирался выпускать врагов из рук и дать им возможность так дешево отделаться. Наоборот, я решил преподать им такой урок, чтобы, в дальнейшем один только вид красного мундира приводил их в трепет. Безжалостно преследуя бегущего противника, мы ворвались на его плечах в ущелье Терада.
Отрядив Чемберлена и Эллиота с ротой солдат для защиты моих флангов, я с сипаями и горсточкой артиллеристов продолжал преследование врага, не давая ему возможности опомниться и собраться с силами. Но наши неудобные европейские мундиры и отсутствие навыка в ведении боя в горных условиях помешали бы нам догнать врага, если бы не одно счастливое обстоятельство. Перед нами было узкое ущелье, соединяющееся с главным горным проходом. Я заметил, что человек шестьдесят или семьдесят туземцев в панике бросились в это узкое ущелье. Конечно, я не стал бы преследовать их, а двинулся бы за главными силами бегущего противника, если бы ко мне не подбежал один из разведчиков с сообщением, что это узкое ущелье заканчивается тупиком и что беглецы не спасутся, если не пробьются сквозь наши ряды.
Мне представлялся случай навести ужас на горные племена. Представив Чемберлену и Эллиоту преследование главных сил противника, я направился со своими сипаями в, узкое ущелье и медленно двинулся в глубь его растянутой цепью. Даже шакал не мог бы пройти незамеченным мимо нас. Мятежники попали в западню.
Ущелье, в которое мы вошли, было мрачное и величественное. По обеим сторонам высились голые отвесные скалы, поднимавшиеся на тысячу футов и более и сходившиеся наверху так тесно, что между ними пробивалась лишь узкая полоска дневного света; к тому же ее заслоняли перистые края пальм и алоэ, которые свешивались с мрачных утесов.
В начале ущелье имело до двухсот ярдов ширины, по мере продвижения скалы все более и более сближались так, что рота могла двигаться только в тесном строю.
Здесь царил полумрак; в тусклом неясном свете высокие базальтовые скалы принимали фантастические неопределенные очертания. Тропинок не было, почва была очень неровная, но я быстро двигался вперед, приказав солдатам держать пальцы на спусковых крючках: я видел, что мы приближаемся к тому месту, где скалы сходятся друг с другом под острым углом.
Наконец мы добрались до этого места. В самом конце ущелья была нагромождена большая куча валунов, и между ними прятались беглецы, по-видимому, совершенно деморализованные и неспособные к сопротивлению. Не было никакого смысла брать их в плен, а тем более не могло быть и речи отпустить их на свободу. Нам оставалось только прикончить их.
Взмахнув саблей, я повел за собой солдат. И тут случился драматический эпизод, какой я видел только на сцене театра, но не ожидал встретить в жизни. Около скалы, рядом с грудой камней, за которыми прятались горцы, виднелась пещера, напоминавшая больше берлогу зверя, чем обиталище человека. Из ее темного свода неожиданно появился старик. Он был такой древний, что все старики, которых я когда-либо видел, показались бы юнцами по сравнению с ним. Его волосы и борода были белы как снег и закрывали всю грудь. Лицо цвета черного дерева все в морщинах.
Старик появился неожиданно и, бросившись между беглецами и моими солдатами, остановил нас величественным движением руки, как император, повелевавший когда-то рабами.
— Убийцы! — воскликнул он громким голосом на прекрасном английском языке. — Здесь место для молитв и размышлений, а не для убийств! Уйдите или гнев богов падет на вас!
— Отойдите в сторону, старик! — закричал я. — Вам придется плохо, если вы не уберетесь с пути.
Я заметил, что горцы начинают приходить в себя, некоторые из моих сипаев стали колебаться. Я понял, что для достижения полного успеха надо действовать быстро. Я бросился вперед во главе белых артиллеристов, окружавших меня. Старик распростер руки, желая остановить нас, но у меня не было времени задерживаться по пустякам. Я пронзил его саблей, а один из артиллеристов нанес ему сокрушительный удар по голове прикладом карабина. Он тут же упал, и горцы при виде его смерти испустили громкий вопль ужаса.
Сипаи, начавшие было отступать, снова бросились вперед, как только старик упал. За несколько минут победа была завершена. Ни один враг не вышел живым из ущелья.
Разве Ганнибал или Цезарь могли совершить более славный подвиг? Наши потери в этом деле были совершенно ничтожны: трое убитых и около пятнадцати раненых.
После сражения я поискал было тело старика, но оно исчезло, хотя я не мог понять, куда и каким образом. Он сам был виноват в своей смерти. Если бы он не вмешался, как у нас говорят, «в действия офицера при исполнении им служебных обязанностей», он остался бы в живых.
Разведчики сообщили, что его звали Гхулаб-шахом, и был он один из самых высокопоставленных буддистов. Он пользовался славой пророка и чудотворца и оттого-то и произошло смятение среди туземцев, когда он упал мертвым. Мне говорили даже, будто он жил в этой пещере, когда здесь проходил Тамерлан в 1399 году. Словом, всякую чепуху.
Я вошел в пещеру. Не понимаю, как можно было прожить в ней хотя бы неделю; она была немного выше четырех футов, самая сырая и мрачная, какую я когда-либо видел. Деревянная скамейка и грубо сколоченный стол были единственными предметами меблировки. На столе лежало множество пергаментных свитков, исписанных иероглифами.
Итак, он отправился туда, где поймет, что проповедь добра и мира выше всей его языческой учености. Мир праху его!
Эллиот и Чемберлен так и не догнали главного отряда беглецов; я знал, что так и будет. Значит, вся слава победы досталась мне одному. Возможно, я получу повышение, а может быть, кто знает, обо мне напечатают в Правительственном бюллетене. Какая удача! Я думаю, Земауну придется-таки отдать свою подзорную трубу мне. А теперь — чего-нибудь поесть! Я умираю от голода. Слава — прекрасная штука, но ею сыт не будешь.
6 ОКТЯБРЯ, 11 ЧАСОВ УТРА
Постараюсь изложить спокойно и как можно точнее все, что случилось со мной сегодня ночью. Я никогда не был фантазером, никогда не был подвержен галлюцинациям и могу вполне полагаться на свои органы чувств. Но должен сказать, что если бы кто-нибудь рассказал мне эту историю, я не поверил бы. Я и сам подумал бы, что все это обман зрения и слуха, если бы надо мною не раздавался звон колокольчика. Впрочем, расскажу все по порядку.
