— Ей следует пообщаться с Гари Россингтоном, — пробормотал Вилли, заходя на кухню, чтобы приготовить кофе. Ему срочно требовалась чашка крепкого и черного кофе без сахара. — Похоже, у них обнаружилось духовное родство.
— Что? Я тебя не слышу.
— Не обращай внимания, просто дай мне выпить кофе.
— Она не могла спать, — Хейди беспокойно выкручивала пальцы. — Ты это понимаешь?
— Да, — ответил Вилли, и он действительно понимал… Но все равно чувствовал, будто где-то внутри него засел острый шип. Он задумался, понимает ли Хейди, что ему сейчас требуется присутствие Линды, как части его душевной поддержки. Но часть системы или нет, он не имеет права лишать Линду уверенности, ее психологического равновесия. Здесь Хейди права. Она права, несмотря на то, как это тяжело для него.
Вилли снова почувствовал, как ненависть снова вспыхивает в его сердце. Мамочка отправила дочку к тетушке, как только Вилли позвонил и сказал, что едет домой, потому что пугало-папочка уже в дороге.
«Почему в тот день она это сделала? Почему тебе приспичило выбрать именно тот день?»
— Вилли? Ты себя хорошо чувствуешь? — ее голос был странно нерешительным.
«Боже! До чего тупая сука! Смотрит на Невероятно Худеющего человека и все, что может ей прийти в голову, это спросить, хорошо ли он себя чувствует?»
— Да так. А что?
— Ты только что выглядел так… странно.
«Во как! Странно? Почему в тот день, Хейди? Почему ты выбрала именно тот день и час, чтобы забраться мне в штаны, после стольких лет целомудренных сношений в темноте?»
— Ну, как я полагаю, теперь я всегда чувствую себя несколько странно, — ответил Вилли, думая: «Ты должен прекратить это, дружок. Никакого смысла. Очень трудно, когда она вытягивает одну сигарету за другой, и выглядит при этом прекрасно… Но все-таки надо остановиться, Вилли».
Хейди отвернулась и затушила сигарету в хрустальной пепельнице.
— Второе заключается в том, что ты скрываешь от меня что-то. Что-то связанное с этим. Иногда ты говоришь во сне. Ты отсутствовал по ночам и я хочу знать, где ты был. Я заслужила знать это, — она начала плакать.
— Хочешь знать? — спросил Вилли. — В самом деле этого хочешь?
— Да! Да!
И Вилли ей рассказал.
* * *
Хьюстон позвонил на следующий день и после долгого и бессмысленного пролога добрался до сути. У него находилась Хейди. Он и Хейди уже долго разговаривали («Ты не предлагал ей нюхнуть из своей склянки», — хотел спросить Халлек, но решил промолчать). Результатом их продолжительной беседы была простая мысль: они посчитали Вилли сумасшедшим.
— Майкл, — сказал Вилли. — Старый цыган существовал в действительности. Он коснулся нас трех: меня, Россингтона и Хопли. Человек вроде вас не верит в сверхъестественное. Я это допускаю. Но вы наверняка обладаете способностью к рассуждениям, потому что не должны исключить вероятности. Он коснулся нас троих, и мы все втроем заболели загадочными недугами. Теперь, ради Христа, прежде чем решишь, что я свихнулся, вдумайся…
— Вилли, этого быть не может. Я говорил с Ледой Россингтон. Она сказала мне, что Гари лечится в клинике Майо от рака кожи. Она сказала, что болезнь зашла довольно далеко, но они уверены, что он поправится. И еще она сказала, что не видела тебя с рождественского вечера у Гордона.
— Она лжет!
Хьюстон замолчал… А тот звук в отдалении… Плач Хейди? Рука Вилли сжала трубку так, что побелели суставы.
— Ты говорил с ней лично или по телефону?
— По телефону. Не понимаю, какая разница?
— Если бы ты увидел ее, ты бы понял. Она выглядит как женщина, которая перенесла шок, которого ей хватит на всю жизнь.
— Ну, когда ты узнаешь, что у мужа рак кожи, и болезнь уже достигла опасной стадии…
— Ты говорил с Гари?
— Он в отделении интенсивного ухода. А людям, находящимся в таком отделении, телефонные разговоры разрешены только при крайне чрезвычайных обстоятельствах.
— Я уже вешу 170 фунтов, — сообщил Вилли. — В целом, потеря составляет 83 фунта, и я назвал бы это чрезвычайными обстоятельствами.
Молчание на другом конце провода. Слышалось только всхлипывание Хейди.
— Ты будешь говорить с ним? Хотя бы попытаешься?
— Если ему разрешат доктора и если он сам захочет говорить со мной. Но Вилли, тебе все это кажется…
— Нет… Мне не кажется!
«Не кричи, ради бога, не делай этого».
Вилли закрыл глаза.
— Ну хорошо, хорошо, — успокаивающе заговорил Хьюстон.
— У тебя навязчивая идея. Так лучше? Все, что я хочу сказать, что эта идея не поможет тебе выздороветь. Фактически, она может быть коренной причиной психоанорексии, если это то, от чего ты страдаешь, как полагает доктор Янт. Вы…
— Хопли, — сказал Вилли. Пот выступил на его лине, и Вилли вытер его платком. Перед его глазами мелькнул образ Хопли… лицо, которое уже не было лицом, а стало рельефной картой ада. Немыслимое воспаление, стекающая жидкость и звук, невыразимый звук, когда он провел ногтями по щеке. Со стороны Хьюстона наступило молчание.
— Поговори с Дунканом Хопли. Он подтвердит…
— Не могу, Вилли. Дункан Хопли покончил жизнь самоубийством два дня тому назад, когда ты находился в клинике Гласмана. Застрелился из служебного револьвера.
Вилли плотно зажмурился и покачнулся. Он чувствовал себя, словно снова пытался закурить. Ему пришлось сильно ущипнуть себя за щеку, чтобы не свалиться в обмороке прямо у телефона.
— Тогда ты знаешь, — сказал он, все еще не открывая глаз. — Ты знаешь или кто-то знает — тот, кто видел его.
— Гранд Лолор видел его, — сказал Хьюстон. — Я звонил ему несколько минут назад.
Гранд Лолор. На мгновение испуганный рассудок Вилли не смог понять, ему показалось, что Хьюстон произнес искаженную версию фразы «гранд жюри». Затем он понял. Гранд Лолор был местным следователем по делам насильственных смертей. Когда Вилли еще был юристом, он тоже пару раз давал показания перед большим жюри.
Такая мысль вызвала бессмысленный приступ хихиканья. Вилли закрыл ладонями нижний конец трубки, надеясь, что Хьюстон не услышит хихиканья; иначе он наверняка поверит в его безумие.
«А ведь тебе бы очень хотелось поверить, что я свихнулся, правда, Майк? Ведь если бы я свихнулся, я начал бы что-то лепетать о маленькой скляночке с ложечкой слоновой кости, никто никогда не поверил бы мне, а? Боже упаси».
И мысль сделала свое дело. Приступ смеха прошел.
— Ты расспросил его?..
— О некоторых деталях, касающихся смерти? После той истории ужасов, которую рассказала мне твоя жена, будь уверен, что я расспросил, — голос Хьюстона медленно стал чопорным, — следует удовольствоваться тем, что, когда он поинтересовался, каким боком это должно касаться меня, я просто повесил трубку.
