Я испепелил Пибоди взглядом, но так и не выдумал удовлетворительной отповеди прежде, чем он забрал у Эбинизера бумаги и ручку и не поблагодарил его.
Эбинизер с отсутствующим видом кивнул, наклонился за своей кофейной кружкой, а Пибоди выскользнул из комнаты.
— Чертова канцелярская крыса, — пробормотал я вполголоса.
— Канцелярская крыса, но очень ценная, — поправил меня Эбинизер. — Может, его работа и не производит впечатления, но его организаторские способности сослужили нам за время войны хорошую службу.
— Бюрокромант, — фыркнул я.
Эбинизер устало улыбнулся, делая еще глоток из кружки. Я заметил, что большой и указательный пальцы его правой руки тоже перепачкались в чернилах. Он встал и потянулся, хрустнув суставами.
— Войны не выиграть без писарей, Хосс.
Я уставился взглядом в свою недопитую кружку кофе.
— Сэр, — тихо произнес я, — чисто гипотетически — что, если Морган невиновен?
Он внимательно на меня посмотрел.
— Мне казалось, ты сам хотел, чтобы его разорвали на части.
— Видите ли, у меня нервный тик начинается всякий раз, как на моих глазах рубят голову невинно осужденному.
— Еще бы. Но, Хосс, постарайся поня… — Эбинизер осекся и уставился на меня расширившимися глазами. Я почти слышал, как проворачиваются у него в голове шестеренки.
Потом он перевел дух и понизил голос до едва слышного шепота.
— Значит, так? Ты уверен?
Я коротко кивнул.
— Блин-тарарам, — выдохнул он. — Мог бы и поосторожнее спрашивать, Хосс. — Он опустил подбородок и посмотрел на меня поверх своих старомодных очков. — Две головы снести ненамного труднее, чем одну. Ты это хоть понимаешь?
Я медленно кивнул.
— Угу.
— Даже не знаю, что я мог бы для тебя сделать, — признался он. — Я буквально пришпилен к этому месту до тех пор, пока Моргана не обнаружат.
— Если исходить из того, что это не его подстава, — спросил я, — с чего мне начать?
Он задумчиво пожевал губу.
— С Индейца Джо.
Члены Совета Старейшин, как выяснилось, терпеть не могут нищих бродяг.
Миновав еще несколько постов охраны, я оказался в помещении размером с бальную залу, которой не постеснялся бы и Версаль. Из белого с золотыми прожилками мраморного пола вырастали стройные колонны. На дальней стене виднелся водопад, стекавший в небольшой пруд, окруженный самой разнообразной зеленью — от обычной травы до роз и даже небольших деревьев. Самый настоящий садик, черт подери. В воздухе слышался негромкий звон — музыка ветра, — а золотистый свет, исходивший от кристаллов на потолке, был почти неотличим от настоящего солнечного. В саду пели птицы, и я разглядел темный силуэт соловья, порхнувшего между колонн и опустившегося на одну из веток.
В садике и рядом с ним была расставлена дорогая, удобная на вид мебель, какую можно иногда увидеть в вестибюлях самых фешенебельных гостиниц. На столике у стены стояли всяко-разные экзотические закуски от холодных нарезок и до того, что более всего напоминало маринованные щупальца осьминога. Рядом имел место бар, готовый в любой момент спасти членов Совета Старейшин от обезвоживания.
По всему периметру помещения тянулся на высоте десяти футов от пола балкон, на который выходили двери личных покоев Старейшин. Я пересек просторный Зал Отдохновения, поднялся по парадному лестничному маршу и постоял немного, вертя головой, пока не приметил дверь, охранявшуюся парой Храмовых Собак-изваяний и сонного вида юнцом, с загипсованной ногой в плаще Стража. Обойдя галерею, я помахал ему рукой.
Не успел я с ним заговорить, как обе Храмовые Собаки синхронно повернули головы в мою сторону; движение это сопровождалось скрежетом камня о камень.
Я застыл как вкопанный, чуть приподняв руки.
— Славные собачки.
Юный Страж уставился на меня и произнес что-то на незнакомом языке. Внешность выдавала в нем уроженца Юго-Восточной Азии, но определить страну точно я бы не решился. Еще секунду-другую он буравил меня взглядом, и я вдруг узнал его — одного из личных телохранителей Старой Мэй. В прошлый раз я видел его замерзшим до полусмерти, когда он пытался передать послание королеве Мэб. Теперь, должно быть, сломанная лодыжка не позволила ему принять участие в поисках Моргана.
Я так думаю, некоторым прямо с рождения везет.
— Добрый вечер, — обратился я к нему на латыни, официальном языке Совета. — Как дела?
Секунду-другую Везунчик косился на меня с нескрываемым подозрением.
— Мы в Шотландии, сэр, — произнес наконец он. — Здесь сейчас утро.
Ну да. Моя получасовая прогулка переместила меня на шесть часовых поясов.
— Мне нужно поговорить с чародеем Слушающим Ветер.
— Он занят, — сообщил мне Везунчик. — Его нельзя беспокоить.
— Меня послал поговорить с ним чародей Маккой, — настаивал я. — Он считает, это важно.
Везунчик сощурил глаза так, что они превратились в совсем уж узенькие щелочки.
— Будьте добры, подождите здесь, — произнес он. — И не двигайтесь с места.
Храмовые Собаки продолжали пялиться на меня. Ну да, я понимаю, на самом-то деле они не могут смотреть. Не может же смотреть каменная глыба? Но взгляд у них для безмозглых булыжников очень уж пронзительный.
— Можете не беспокоиться, — заверил я его.
Он кивнул и скрылся за дверью. Минут десять прошло в неуютном ожидании; наконец он появился, легонько хлопнул Собак по каменным загривкам и кивнул мне:
— Проходите.
Косясь на каменных монстров, я сделал осторожный шаг вперед, но они остались неподвижны. Тогда я кивнул и, миновав их, вступил в покои Ла Фортье; я очень надеялся, что не произвожу впечатления потревоженной подзаборной кошки.
Первое помещение, в котором я оказался, представляло собой кабинет, а может, антикварную лавку. Здесь стоял массивный рабочий стол из какого-то светлого дерева, хотя передний торец его, ручки ящиков и часть столешницы перед обычным конторским креслом на колесиках потемнели от времени и использования. Строго посередине стола лежало пресс-папье, перед ним выложенные аккуратным рядком авторучки. Полки прогибались под тяжестью книг, барабанов, масок, поясов, древнего оружия и прочих причиндалов, попавших сюда, судя по виду, из самых разных экзотических земель. В тех немногих местах, где стена оставалась свободна от полок, на ней висели щиты, а под ними — скрещенное оружие: норманнский ромбический, под которым красовались висевшие крест-накрест двуручные мечи; зулусский щит из шкуры буйвола — с двумя ассегаями; круглый, с острым шипом посередине, персидский — с кривыми саблями… Не сомневаюсь, любой уважающий себя музей оказался бы на седьмом небе от счастья, обладай он хоть вполовину меньшей коллекцией.
