Переведя дух, он твердо ответил:
— Да!
Ну, что ж, я пыталась его отговорить. Дала ему время и шанс прожить человеческую жизнь. С меня, как говорится, взятки гладки.
Мое тело начало деформироваться, принимая истинную форму, облик, которого боятся и который уважают сородичи. Ярун не видел, как моя кожа превратилась в мраморно-белую с такими же, как у камня, серыми жилками по лицу, рукам, шее. Он немного растерялся, когда единственное, за что он мог зацепить свой взгляд — мои горящие алым глаза — исчезли. Черное в темноте не видно. Я же продолжала наблюдать обсидиановым взором за оробевшим стариком. Теперь он был значительно ниже меня. Спасибо деформированной стопе и увеличившемуся телу, поднявшим меня на добрых две головы. Я даже радовалась, что Ярун меня не видит.
— Прости, — прошептала я изменившимся голосом и схватила человека, как тряпочную игрушку. Ярун даже не вскрикнул, когда мои клыки пробили тонкую кожу в основании его шеи. Инстинктивно он пытался вырваться. Но из объятий вампира уйти невозможно.
На этом для человека по имени Ярун закончилась его полная человеческих радостей и горестей жизнь.
Перебросив умирающее тело старика через плечо, я посмотрела на звездное небо. Отлично! Абсолютное отсутствие луны. Абсолютное новолунье. Чёрная Луна. По преданию, именно в такую ночь появился Беликий. Кстати, это еще одно родство между нами. Как вампир, я также родилась в новолунье. Ноан любил пошутить, что именно поэтому мой характер оставляет желать лучшего. Ха, он из-под земли выбрался в ночь полной луны! А повадки хуже моих раз в десять.
Однако новолунье для обращения птенцов считалось лучшим временем. Мой народ полагал, что в самые темные ночи появляются самые сильные вампиры. Увы, доказать это пока не удалось. Равно как и опровергнуть.
Прыгнув на месте, я пробила под собой хлипкий пол. Приземлившись в довольно сухом подвале, я отошла от упавших вслед за мной досок. Все же постройки тут по прочности едва ли превосходили детские шалаши.
Я не собиралась останавливаться на достигнутом. Подо мной пустот не было. Превосходно! Только грунт. Чуть влажноватая земля холодным монолитом уходила вниз.
— Вот и твоя колыбель, Ярун. Но прежде… — я рассекла собственную вену на сгибе руки. Тут же появилась черная полоска тягучей мертвой крови, пропитанной той самой силой, что способна убить человека, сделав его высшей нежитью. Поудобнее обняв нового птенца, я уткнула его лицом в собственную руку. По его подбородку потекла тонкая темная струйка, но организм Яруна быстро сориентировался. Он сделал первый глоток.
Покрепче прижав к себе пока еще человека, я стала погружаться в землю. Быстро. Не хотелось затягивать и чувствовать, как холодные черные объятья смыкаются на мне и моем птенце. Обычно мне нравилась земляная постель. Но не сегодня. Наверное, так на меня повлияло новолунье.
В кромешной тьме и влажном холоде, я чувствовала, как из человека по имени Ярун утекает жизнь. А вместе с ней и тепло. С каждым медленным глотком моей крови Ярун погибал. К следующему закату на одну высшую нежить в Гуаре станет больше. И этой нежитью будет мой птенец. О, Сайгум! Храни его под ночным небом!
Надеюсь только, пока меня не будет, с Жаданом и Эгуном не приключится никакой беды. Замки на дверях в подвале Яруновой таверны ничуть не уступали по надежности замкам Алмазного дворца. Равно, как и сами двери. Даже если «Жирный краб» рухнет, подвальные комнаты останутся нетронутыми. Главное, чтобы мальчишкам не взбрело в голову назло мне прогуляться.
— Ве… Веомага? — протянул озадаченный Ярун, освободившись из холодных земляных объятий.
Он с сомнением, замешанным на любопытстве, разглядывал образину, представшую перед ним. То есть меня. Выбравшись из-под толщи земли, я разбудила своего птенца, а тот, выпучив глаза, потерял дар речи минут на семь. Оно и понятно, Ярун никогда прежде не видел старого вампира в истинном обличье. Зрелище жуткое. Особенно, если учесть, что моя и без того белая кожа, стала бледнее лунного света. Птенец за полночи и день выпил меня чуть ли не досуха. Крови в моих венах осталось по минимуму. Но это говорило о том, что дитя станет сильным вампиром.
Сам Ярун на упомянутого выше сильного вампира походил едва ли. Хотя изменения были очевидны. С лица, шеи, рук пропали возрастные морщины. Кожа посветлела. Седые волосы и брови вернули себе исконный темно-русый цвет. За исключением одной пряди на правом виске. Жаль, изменению подверглись и глаза. Такие необычные, чистые, зеленые, они теперь стали заурядными красными глазами ночной нежити. Пожалуй, именно по изумрудным глазам бывшего вестника я буду скучать больше всего.
Пока Ярун перерождался, между нами образовалась родственная связь гораздо сильнее, чем со всеми моими птенцами до этого. Возможно, сыграл свою роль мой возраст. Когда я обращала первых птенцов, мне было двести пятьдесят лет. Я даже истинную форму принять не могла. Сейчас другое дело. По этому тонкому, но очень прочному невидимому канатику ко мне перешли самые сильные воспоминания и чувства Яруна. Раньше такого не было. Обращая птенцов, я ощущала их страхи и надежды. Но никогда не переживала самые радостные или самые печальные моменты их жизни. Никогда не смотрела их глазами…
Я и не знала, что у бывшего вестника была любимая красавица-жена, зеленоглазый сын и две прелестные дочурки-близняшки. О! Как он горевал, когда все они сгорели зимней ночью в собственном доме, а он был так далеко по княжеским поручениям. А вернулся лишь тогда, когда скромные холмики затянуло пышной травой.
После страшной потери Ярун, так любивший петь, замолчал. Его пальцы больше никогда не касались струн лютни. Лишь изредко к губам прикладывалась свирель, и тихо лились грустные мелодии.
Ещё одним сильным ударом для него стало моё предательство. Ярун действительно думал, что я бессердечно плюнула ему в душу и трусливо сбежала, но не злился. Вместо этого княжеский вестник часто вспоминал мою улыбку. Я не думала, что могу быть такой милой и трогательной… если верить его воспоминаниям. И даже десять лет назад, когда в уличной жестокой драке Яруну сломали колено, руку, несколько рёбер и для верности пырнули ножом, он выжил, благодаря мне. То есть, благодаря той вере, что я не нарушу обещание и вернусь. Что он опять сможет любоваться моими рубиновыми глазами… О, Беликий! Ты снова надо мной потешаешься, клыкастый гад! Мне только влюблённого птенца не хватало. А что с этим сделает наша родственная, связь и предположить страшно. Влюблённость Яруна может перерасти в сильную привязанность. Любить-то вампиры не умеют.
