Глеб повернулся к реке и зашвырнул стальную коробку в воду. Открыл холщовую сумку и бережно опустил в нее книгу. Взглянул на друга и сказал:
– Нужно стереть наши отпечатки с дверей машины.
Давыдов поднялся на ноги, достал из кармана платок и шагнул к машине.
– Петь! – окликнул его Глеб.
– Что?
– Спасибо, что поверил в мои бредни.
– Не за что. – Петя потрогал пальцами затылок, поморщился и добавил: – Ты ведь верил в мои, когда меня забрали в д-дурдом и объявили сумасшедшим[5].
– Не такие уж это были бредни.
– Ты был единственным, кто так считал.
Утром следующего дня журналист Глеб Корсак остановился возле букинистического магазина «Древности» на Остоженке. Митьку, Машиного сына, он еще загодя отвез к Толе Волохову, а ночь, опасаясь нападения Лицедея, провел в гостинице. Глеб рассчитывал, что, пока «Чернокнижие» находится у него, Лицедей не тронет Машу.
Он толкнул тяжелую дверь. Старомодно звякнул колокольчик. Букинистическая лавка полностью оправдывала свое название и статус. Прилавок из мореного дуба, дубовые стеллажи, забитые древними книгами. На тумбе – стопка старинных гравюр, рядом – два дубовых картотечных шкафа с латунными ручками и латунными алфавитными квадратиками.
На стенах висели жанровые гравюры Хогарта и несколько старинных карт.
Букинист Ройзман, с которым Глебу и прежде приходилось встречаться, стоял у стола. Это был сутулый шестидесятилетний мужчина. Седые волосы ежиком, сухое носатое лицо, одет в серую шерстяную кофту, белую рубашку и серые брюки.
– Здравствуйте, Ефим Осипович! – поприветствовал его Глеб.
Букинист взглянул на него черными цепкими глазами.
– И вам не хворать, – немного грассируя, отозвался он. – Глеб Корсак, если не ошибаюсь?
– Он самый. – Глеб кивнул на компьютер-лэптоп, стоявший на прилавке: – А вы, я вижу, решили идти в ногу с прогрессом?
– Шел бы, да ноги уже не те, – усмехнулся букинист. – Компьютер – собственность моего племянника. Парень дал мне его для ознакомления, но боюсь, что науку мне уже не одолеть. Я – часть старого мира. Того, который затонул, наткнувшись на айсберг техносовременности. А все это… – Букинист обвел рукою полки с книгами. – Обломки кораблекрушения.
– Я принес вам еще один обломок, – сказал Глеб. – И хотел бы восстановить по нему название и технические характеристики всего корабля. От длины – с бушпритом – до дедвейта. Вы, кажется, берете деньги за экспертную оценку?
– Иногда. Все зависит от книги. – Ройзман посмотрел на сумку Глеба, и в глазах у него вспыхнул исследовательский огонек. – Полагаю, для начала мне нужно взглянуть на ваш «обломок».
– Легко.
Глеб открыл сумку, достал «Чернокнижие» и положил его на прилавок. Букинист буквально впился в книгу глазами.
– Что вы думаете об этом? – спросил Глеб.
Ройзман потрогал книгу желтыми от никотина пальцами – осторожно, как трогают живую плоть.
– Интересно! – тихо проговорил он. – Очень даже интересно…
Ефим Осипович вынул из кармашка кофты очки с бифокальными стеклами, водрузил их на свой большой нос. Метнул цепкий взгляд на Глеба:
– Вы не возражаете?
– Нет, – отозвался тот.
Букинист склонился над книгой, изучил обложку, затем раскрыл переплет и некоторое время внимательно разглядывал ее желтоватые листы.
– «Чернокнижие» Антона Хониата, – проговорил он слегка севшим от волнения голосом. – Напечатана, конечно же, в Венеции… Округленный шрифт… Великолепные гравюры… Дата затерта, но я помню год издания. Тысяча четыреста восемьдесят шестой.
Ефим Осипович поднял взгляд на Глеба. Лицо старого букиниста сияло от восторга.
– Невероятно, – проговорил он. – Какая сохранность! Она ваша?
– Можно сказать – да.
– Вы настоящий счастливчик! Откуда она у вас?
– От дальнего родственника. По наследству. Вам приходилось видеть эту книгу раньше?
Ройзман качнул головой:
– Нет. Саму книгу я раньше не видел, но много о ней читал.
– Вы уверены, что это подлинник? – уточнил Глеб.
– Для того чтобы установить подлинность книги, требуется тщательная экспертиза. Но на первый взгляд могу сказать: да, она похожа на оригинал. – Букинист легонько провел ладонью по странице. – У этой книги особенная история, – сказал он. – Я бы даже сказал, загадочная.
– Вы мне ее расскажете?
– С удовольствием. Антон Хониат издал четыре варианта «Чернокнижия»…
– Как это – четыре?!
– Да вот так. Эти книги практически ничем не отличались. Тот же дьявольский бестиарий, те же ведьмы и колдуны. Все – буква в букву, завиток в завиток. За исключением одного отличия. – Он чуть наклонил голову и посмотрел на Глеба поверх очков. – И отличие это находится в тринадцатой главе. Сейчас я вам покажу.
Ройзман вновь склонился над книгой, осторожно взялся за нее своими длинными желтыми пальцами. Глеб достал сигареты, вспомнил, что здесь курить нельзя, и спрятал пачку в карман плаща.
Тем временем Ефим Осипович раскрыл книгу на тринадцатой главе.
– Вот, – сказал он. – Посмотрите-ка сюда.
– Я не читаю по древнеславянски, – сказал Глеб.
– Я вам переведу. «Существуют разные виды ангелов Сатаны, коих принято именовать демонами. У одних есть крылья, но нет ног, у других имеются и крылья, и лапы, а у третьих – ни того ни другого. Есть же и такие, которые похожи на нас с вами. От обычных людей их отличают гребень на голове и борода. Дабы вызвать такого демона, следует не только произнести слова в той последовательности, в которой они выписаны здесь, но и соблюсти прочие условия…» – Ефим Осипович поднял взгляд на Корсака и улыбнулся: – Каково?
– Хороший перевод, – одобрил Глеб. – Это что? Заклинание для вызова демона?
– Именно так, – кивнул Ройзман.
Глеб криво усмехнулся:
– Практическая демонология? Я думал, что эту тему разрабатывал латинский мир. «Молот ведьм», пентакль Агриппы…
Букинист снял очки и укоризненно посмотрел на Глеба:
– Видите ли, молодой человек, вызов потустороннего помощника из темного мира, как бы он там ни назывался, – вещь универсальная, архетипическая. Она присуща практически всем культурам. Отличается лишь название мира и собственного «помощника». Ну и, скажем так… процедурные вопросы.
– Я плохо знаком с этой темой. Знаю лишь, как выглядели славянские демоны – по фрескам, иконам и лицевым рукописям.
– Визуальная традиция, – кивнул Ройзман. – Несмешной гротеск. Но эту книгу писал человек, интересующийся прикладной, а не эстетической стороной вопроса. А теперь обратите внимание на окончание заклинания.
Глеб взглянул на то место на странице, куда указывал никотиновый ноготь Ройзмана. Фраза обрывалась посередине. Ни точки, ни запятой.
