— Предпочитаю умолчать об этом.
Она изучающе смотрела на него.
— Ваши родители живы?
Джек почувствовал, как внутри у него все сжалось.
— Только отец.
— Понятно. А ваша мать умерла естественной смертью?
«Она действительно может читать мысли! Это единственное объяснение ее невероятной прозорливости!»
— Нет, но я больше не желаю говорить на эту тему.
— Ладно. Однако вы стали тем, кто вы есть, и я уверена, что причиной тому — ваша гордыня.
Ее уверенность обескураживала и одновременно согревала. Он решил переменить тему:
— Вы голодны?
— Просто умираю с голоду!
— Хотите куда-нибудь пойти? Я знаю несколько хороших индийских ресторанчиков...
Она поморщилась.
— Значит будь я китаянкой, вы предложили бы мне яичный рулет? Я что, одета в сари?
Конечно нет. — Ее облегающее белое платье, скорее всего, от какого-нибудь парижского модельера. — Тогда во французский?
Какое-то время я жила в Париже. Но сейчас я в Америке и хочу есть американскую еду.
— Отлично, я люблю есть там, где можно расслабиться.
— Мне хотелось бы в «Бифстейк Чарли».
Джек разразился смехом.
— Есть один такой недалеко от моего дома! Я частенько туда заглядываю. В основном потому, что когда я собираюсь поесть, то ценю количество, а не качество.
— Отлично. Значит, вы знаете дорогу.
Джек наполовину приподнялся, но затем уселся снова.
— Подождите. Там ведь подают ребрышки. А индусы, насколько я знаю, свинину не едят, разве не так?
— Нет, не так. Вы перепутали нас с пакистанцами. Они — мусульмане, а мусульмане не едят свинину. Мы — индусы. Мы не едим говядину.
— Но тогда почему «Бифстейк»?..
— Я слышала у них отличный салатный бар, большой выбор креветок... и «все пиво, вино и сангрии... которые вы только сможете выпить».
— Тогда вперед, — сказал Джек, поднимаясь и предлагая Калабати руку.
Она скользнула в туфли и поднялась единым плавным движением. Джек бросил на стол десять долларов двадцать центов, и она направились к выходу.
— А как же чек? — спросила Калабати с озорной улыбкой. — Уверена, вам могут сделать сегодня скидку.
— Я использую короткую схему.
Она засмеялась. О, сладчайшие звуки!
Пока они шли к выходу, Джек ощущал приятную теплоту руки Калабати на своих бицепсах и всеобщее внимание, которое они привлекали.
От «Аллеи Пикок» в «Уолдорфе» на Парк-авеню до «Бифстейк Чарли» в Вест-Сайде дистанция огромного размера. Но Калабати перешла из одного общества в другое с такой же легкостью, с какой переходила сейчас от одного гарнира к другому в переполненном салатном баре, где ею восхищались куда откровеннее, чем в «Уолдорфе». Калабати оказалась совершенно непритязательной, и Джек нашел это очаровательным. Хотя, положа руку на сердце, он все находил в ней очаровательным.
Пока они ехали в такси, он начал осторожно расспрашивать о ее прошлом. Оказалось, что Калабати с братом происходили из старинной богатой бенгальской семьи и что Кусум потерял руку в железнодорожной катастрофе, когда был еще совсем ребенком. В той же катастрофе погибли их родители, а их вырастила бабушка, с которой Джек познакомился прошлой ночью. Этим и объясняется их особая привязанность к ней. Калабати преподавала в Вашингтоне в лингвистической школе Джорджтаунского университета и время от времени консультировала в школе иностранных языков.
Джек смотрел, как она ест холодные креветки. Тонкие пальцы изящным движением очищали их от кожуры, макали в коктейльный соус и отправляли в рот. Ела она с удовольствием, даже со смаком, и он находил все ее движения восхитительными. Сейчас так редко можно встретить женщину, которая много ест. Джека просто тошнило от постоянных разговоров о калориях и лишнем весе, от расчетов калорий на неделю вперед. Когда он выходил пообедать с женщиной, ему хотелось, чтобы она ела с таким же удовольствием, как и он. Разделенный порок — вот как это называется. Сейчас их связывал общий грех чревоугодия — наслаждение от набитого живота, удовольствие от обоняния, жевания, глотания. Они стали сообщниками по преступлению. Это было чертовски эротично.
С едой было покончено.
Калабати откинулась на стуле и уставилась на него. Между ними на столе лежали жалкие остатки салатов, две косточки от бифштекса, пустой кувшин из-под выпитой ею сангрии, пустой кувшин из-под выпитого им пива и панцири по крайней мере сотни креветок.
— Мы встретились с врагом, — сказал Джек, — и победили. Теперь он у нас в животе. Хорошо, что вы не любите стейки. Они были слишком жесткими.
О нет, я люблю стейки. Хотя, я думаю, этот бифштекс способен повредить карме.
Говоря это, она протянула через стол руку и взяла пуку Джека. Ее прикосновение было похоже на электрический разряд, который буквально пронзил Джека насквозь. Он проглотил слюну и попытался поддержать разговор. Пусть она не видит, как действует на него.
— Карма. Это слово слышишь постоянно. А что оно означает? Это что-то вроде судьбы, не так ли?
Калабати нахмурилась:
— Не совсем. Это трудно объяснить. Все началось с идеи о переселении души, которую мы называем атман. Наша душа проходит через множество инкарнаций, или перерождений.
— Реинкарнация. — Джек что-то слышал об этом. — Брайди Мерфи и все такое.
Калабати повернула его руку и начала водить ногтями по его ладони. Тело Джека покрылось мурашками.
— Правильно, — сказала она. — Карма — это все хорошее и все плохое, что ваш атман переносит из одной жизни в другую. Это не судьба, потому что человек сам определяет, сколько добра и зла он совершает в каждой из своих жизней. В свою очередь, от соотношения добра и зла в вашей карме зависит, какая жизнь уготована вам в будущем — стать низкорожденным или высшим существом.
— И это продолжается вечно? — Ему хотелось, чтобы она вечно продолжала манипуляции с его рукой.
— Нет. Ваш атман может быть освобожден из кармического круга, если вы достигнете совершенной жизни. Это называется мокша. Она освобождает атман от последующих инкарнаций. Достижение мокши основная цель любого атмана.
— А поедание бифштексов отдаляет от достижения мокши? Шутка прозвучала довольно глупо.
Похоже, Калабати опять прочитала его мысли.
Как ни странно да. Евреи и мусульмане против свинины. Мы считаем, что загрязняет карму говядина.
— Именно так.
