Про внука Бааль-Шем-Това, ребе Аарона из Тетиева, рассказывают следующую историю. В юности жил он в посаде Константинов, все время свое и силы отдавая постижению премудрости Торы. Отличался реб Аарон величайшей скромностью и с таким усердием скрывал свои познания, что евреи быстро забыли, чей внук молится с ними в синагоге. Тем временем семья реб Аарона жила в глубокой нищете. Как-то в субботу реб Аарон не выдержал и вскричал после окончания молитвы:
— Евреи, евреи! Как же вы позволяете умирать с голоду семье внука Бааль-Шем-Това?!
Тут же назначили комиссию и постановили после окончания субботы собраться и решить, чем помочь реб Арону. Но лишь только прихожане разошлись по домам, реб Арон раскаялся в своих словах.
— Что я наделал? — шептал он. — Всю жизнь я уповал только на милость Всевышнего, а теперь отбросил свое упование, словно износившуюся одежду!
Бросился реб Аарон к шкафу со свитками Торы, прижался лицом к бархатному покрову и взмолился:
— О, Владыка Мира, сделай так, чтобы жители Константинова забыли о своем обещании. Засчитай им его, как уже выполненное, а мне позволь надеяться только на Тебя и на милость Твою.
Молитва реб Аарона была принята, и прихожане начисто забыли о субботнем разговоре.
После того, как мы воздали должное хорошим свойствам забывчивости, стоит все-таки напомнить о том, что в жизни существует много хороших и нужных вещей, про которые не следует забывать. О том, как бороться с забвением, рассказывает следующая история. Произошла она 150 лет назад, в небольшом еврейском местечке, располагавшемся где-то между Слонимом и Барановичами.
В этом местечке жил один-единственный слонимский хасид, все остальные евреи придерживались законов раввинского иудаизма. Как-то раз проезжая через те края, Слонимский ребе остановился на ночь у этого хасида и утром отправился в микву. Она ему очень не понравилась, и ребе попросил хасида обратиться в совет общины с предложением перестроить микву. Хасид в тот же день исполнил поручение, но в ответ услышал лишь насмешки и подковырки. Миква вполне устраивала миснагдим[15], живших в местечке, и они вовсе не собирались тратить деньги на ее ремонт и благоустройство.
Спустя несколько месяцев хасид оказался в Слониме и поведал ребе о своей неудаче.
«Ничего страшного, — успокоил его ребе. — Прошу тебя только об одном, после окончания вечерней молитвы в субботы, поднимайся на биму, ударяй по ней рукой и говори всего три слова. Сначала „гут шабес“, а потом „миква“».
Хасид так и поступил. Ни к чему рассказывать, сколько насмешек, кривых ухмылок, презрительных взглядов и сочувственно-соболезнующих вздохов выпало на его долю. Но вот раввин местечка объявил о свадьбе своего сына. На «шабес-хосн»[16] собрались гости со всей округи. Старший сын раввина подошел к хасиду и попросил его в эту субботу воздержаться от выкриков.
— Мы-то тебя уже знаем, а вот нашим гостям ты можешь испортить праздничное настроение.
— Ну-ну, — улыбнулся в этом месте рав Рубин. — У хасида есть прямое указание от ребе, разве его может отменить просьба какого-то юноши? В тот вечер хасид с удвоенной силой ударил по биме и закричал в два раза громче.
На выходе из синагоги к нему подскочил старший сын раввина и, не говоря ни слова, залепил пощечину. Что тут поднялось! Суматоха, балаган, неразбериха. В конце концов, по окончании субботы собрался совет общины и после долгих обсуждений решил… перестроить микву. Здание простояло в местечке до начала второй мировой войны, и эта была последняя миква, которую закрыли большевики во всем Слонимском округе.
— О святых вещах, — закончил свой рассказ рав Рубин, — еврей должен напоминать себе каждый день. Для этого существуют молитвы, ежедневное учение Торы. Нужно сосредоточить свои мысли на хорошем и правильном, а то, что должно позабыться, уйдет само собой.
Записано со слов р. Элияґу-Йоханана Гурари, главного раввина города Холон.
— Да, — сказал раввин, отирая лоб платком, — такой странной свадьбы мне еще не доводилось видеть.
А ведь поначалу все шло, как обычно: банкетный зал, набитый разряженными гостями, веселая и, пожалуй, чересчур громкая музыка, официанты с подносами, уставленными соблазнительной снедью. В общем — свадьба как свадьба. Пока не дошло до хупы.
Поскольку пара была ашкеназийской, невесту, по бытующему в этой общине обычаю, должны были семь раз обвести вокруг жениха. Семь — число, символизирующее нормальный, естественный ход событий, а кружение вокруг суженого должно показать, что с этого момента муж становится центром интересов девушки, и вся ее жизнь, также как и его, будет вращаться вокруг новой оси именуемой «семья».
До четвертого круга невеста вела себя обычным образом: нервно улыбалась, то и дело поглядывая из-под фаты на красного от смущения жениха. Обе мамы тоже смущались под взглядами сотен гостей. Нормальная, вполне знакомая мне ситуация. За тридцать лет раввинской деятельности я провел тысячи таких церемоний и хорошо знаю, что чувствуют ее участники.
Под хупой, на пятом круге невеста слегка замешкалась и вдруг разразилась громкими рыданиями. Не просто плачем — слезы для невесты тоже вполне нормальное явление — а горькими, раздирающим сердце рыданиями. Я взглянул на жениха и обомлел: из его глаз тоже заструились слезы. Зарыдали обе мамы, и многие из гостей, стоявших возле хупы. Что-то тут было не так, но что именно я не мог сообразить. Впрочем, плач не препятствие для проведения обряда, и я, сделав вид, будто ничего не замечаю, уверено провел корабль хупы по знакомому руслу.
Когда все благословения были произнесены, и жених, вернее, уже молодой муж одним ударом каблука расплющил обернутый в фольгу стакан, я отошел в сторону и принялся терпеливо поджидать возможность выяснить, что же тут произошло. Пару, с еще не высохшими слезами на щеках, без конца поздравляли; гости выстроились в длиннющую очередь, каждый хотел лично пожелать счастья и радости. Наконец молодожены вышли из-под свадебного балдахина, и я, провожая их в комнату для ритуального уединения, не удержался и спросил молодожена — Ронена, чем вызваны всеобщие рыдания.
— Видите ли, уважаемый раввин, — пустился в объяснения счастливый муж. — Это ведь наша вторая свадьба. Первая была два года назад.
— Что значит вторая? — удивился я. — Разве вы уже женаты? Тогда для чего вся эта суета, — и я махнул рукой в сторону гостей, с шумом усаживающихся за столы.
— В первый раз, — тяжело вздохнул Ронен, — мы просто не успели пожениться. Дело было так… — он снова тяжело вздохнул, как видно, возвращаясь к неприятному переживанию.
