«Заговорщики, мать вашу!» — подумал Гришка с пока еще легким раздражением. Ему не нравился гребаный священник, не нравилась дважды гребаная ведьма, не нравился трижды гребаный Ферзь. Однако больше всего ему не нравились эти трое, собравшиеся вместе. И еще — предмет, лежавший на столе рядом со стаканом.
Но Ферзь не дал Начальнику разглядеть ЭТО как следует. Он был мастером дешевых комедий, которые устраивал не потому, что кого-то боялся, а исключительно ради любви к искусству. В общем, веселый был человек.
— Григорий! — просипел он так радостно, будто увидел родного сынулю. — Добро пожаловать к нашему шалашу!
Помещик даже встал с кресла, чтобы прижать Начальника к сердцу. Во время крепкого объятия Гришка представил себе, как удобно, приятно и здорово было бы разрядить обойму в придвинувшееся к нему обширное брюхо…
Когда туша Ферзя перестала заслонять свет, нехорошего предмета на столе уже не было. Взгляд Заблуды заскользил по полкам в поисках книги.
— По пятьдесят за встречу? — предложил помещик.
Григорий покачал головой. Вряд ли он стал бы пить ведьмино дерьмо, даже если бы подыхал, отравившись крысиным мясом. Он увидел все, что хотел, и всех, кого хотел. Оставалось найти повод для обыска. Гришка взвесил шансы. Не окажись здесь Ферзь со своими деревенскими орлами, все было бы намного проще.
— У вас какая-то проблема, Начальник? — вежливо осведомилась ведьма. Ее счастье, что она произнесла это без тени иронии. На сморщенной мордочке и в самом деле была написана готовность помочь.
«Это у тебя проблема, старая кошелка!» — подумал Гришка, хотя следовало признать, что она избавила его от триппера за один памятный сеанс. Как он ненавидел ее за то ОДОЛЖЕНИЕ! Да, пора было разгонять эту теплую компашку.
— А ты что здесь делаешь? — Гришка повернулся к священнику. — Тоже трипак подхватил?
Священник уставился на него, словно озлобленная мышь из норы. И молчал. Находчивостью он никогда не отличался. Остроумные и, главное, БЕЗОПАСНЫЕ ответы он придумывал с большим опозданием. Если вообще придумывал.
— Вали отсюда, попик! — небрежно бросил Заблуда и стал соображать, как спровадить из кабинета Ферзя.
— Але! — сказал тот резко изменившимся тоном. — Расслабься, Начальник. Это я попа пригласил. Надо Дусю похоронить.
Григорий был достаточно умен, чтобы не спрашивать, кто такая Дуся. Почти наверняка это была борзая из громадной своры помещика, околевшая от старости или при неудачных родах.
— Ты еще здесь? — Заблуда покосился на опустевший стул, намереваясь познакомить костлявый зад попа со своим сапогом.
Но его вмешательство не понадобилось. Жалобно заскрипели половицы. Священник вышел на цыпочках и плотно прикрыл за собой дверь.
— У меня процедуры, Начальник, — сказал Ферзь с улыбкой. Улыбка была такой, что Гришка понял: это без пяти минут война. Жизнь снова становилась интересной.
— Я подожду.
— Это ОЧЕНЬ долгие процедуры. Ты не дождешься.
Что-то здесь было не так. Ферзь чересчур оборзел.
Гришка поднял голову. Щель в перекрытии оказалась достаточно широкой, и стволы дробовика были направлены прямо в лоб Начальнику.
— Подожди снаружи, — посоветовал помещик.
Теперь настал Гришкин черед улыбнуться. Ох как ему было весело, как хорошо! Куда веселее, чем воевать с полуживым придурком в «Олхознике». Большая война — большой приз. Кончилось время пасти овец. Пора было приниматься за волков.
— Как скажешь. Я еще вернусь, — пообещал он, вспомнив любимую фразу ходячей металлической хохмы из «Терминатора».
Судя по всему, Ферзь тоже видел этот фильм.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
ИДИ К МАМОЧКЕ!
28. «МЫ МОГЛИ БЫ НАЙТИ КЛИЕНТА ПОЛЕГЧЕ»
Мутант не был разочарован, когда узнал, что труп Валета не доставили по назначению. Конечно, кладбище — самое подходящее место для операции расчленения, но сойдет и любое другое. Меньше всего шестипалый беспокоился о том, что ему могут помешать. К этому времени он досконально знал расклад сил. Судя по всему, он переоценил клиента и недооценил человеческую тупость — неизбежный элемент случайности, без которой было бы скучно жить…
Он отправился к развалинам гостиницы и увидел то, что осталось от головы игрока. С тем же успехом мутант мог предъявить к опознанию обгоревший бюст некоего Ильича, установленный перед зданием управы в незапамятные времена. Он решил, что в этом городе ему больше нечего делать.
История с премией немедленно канула в прошлое. Шестипалый в одностороннем порядке разорвал сделку с волчанским губернатором и забыл о ней. У него появилась глобальная цель.
* * *
Когда начался дождь, дурачок выполз из телефонной будки, которая формально считалась его домом, и отправился побродить по ночному городу, чтобы согреться и полюбоваться блеском влажной земли. Ноги сами принесли его к сгоревшей гостинице. Здесь все успело остыть, а угли — размокнуть.
Около полуночи он видел, как по пепелищу слонялись два здоровенных молчаливых жлоба. Жлобы молчали вынужденно — у них были отрезаны языки. Отыскав полуобгоревший труп Валета, они взгромоздили мертвеца на инвалидное кресло и покатили его по пустынной улице. Оси были хорошо смазаны, и кресло двигалось совершенно бесшумно.
Дурачок постарался, чтобы его не заметили. С расстояния трех шагов он напоминал корявый пень, а с десяти вообще был не виден.
Когда те двое прикатили кресло к дому ведьмы и стали сгружать труп, из-под разорванной пулями брезентовой куртки вывалилась неповрежденная видеокассета. Немой поднял ее, пожал плечами и засунул обратно. После чего оба носильщика, рисковавшие своими жизнями, оставили труп на заднем дворе и удалились в направлении южной окраины.
Они возвращались в поместье. На лбу каждого был вытатуирован трехзначный номер. Это были рабы Ферзя в служебной командировке.
* * *
Священник задыхался от чрезмерных усилий и ощущал во рту кислый привкус страха. Тащить труп игрока через болота оказалось удовольствием ниже среднего. Особенно вдвоем с ведьмой, которая по такому случаю преобразилась в дебелую корову ростом под метр девяносто с мощным крупом, обтянутым неизносимой юбкой «левис», и двумя спелыми арбузами под кофточкой. Не то чтобы священник был взволнован, однако предпочел бы нечто более знакомое, по крайней мере внешне.
Сначала ему навязали эту авантюру, втоптав его в грязь и напугав до смерти; потом он понял, что и сам уже не может и не хочет отказываться. Сопротивляться наваждению? Преодолевать искушение? С какой стати? Бояться, ненавидеть и продолжать терпеть — вот было худшее из искушений!
