«А ведь он всё делает правильно. Потому что, так или иначе, останется один, как друг Руслан. Потому что мать смертельно больна. Потому что и ты, старый хрыч, что-то задумал! Решил, как в молодости: напролом, сквозь тернии, к звёздам! А что?.. Не так уж это и неправдоподобно звучит, в особенности, если учесть всё то, что творится вокруг, да около. А бояться глупо».
— Вот, Алька, у меня для тебя тоже кое-что есть… — И Александр Сергеевич протянул внуку измятый конверт. — Посмотри, куда меня зовут.
Алька отдёрнулся, густо покраснел.
— Деда, я нечаянно, прости! Ещё вчера. Конверт лежал в прихожей на столике. Я не знал, что в нём! Теперь знаю. Деда, так ты и впрямь полетишь к звёздам?
Россия. Москва. Бережковская набережная. Площадь Европы. «Билет».
Аверин сидел на одной из лавочек, что опоясывали фонтан кольцом веселья, изредка посматривая на скульптуру «Похищение Европы». Всё последнее время он не прекращал попыток разобраться во всём произошедшем… да и происходящем поныне. Неведение — угнетало. Особенно по ночам, являясь в образе чёрной бездны, из которой бесконечным потоком лились жуткие стоны отчаяния. Аверин мог бы поклясться чем угодно, что он не раз и не два слышал среди общего хаоса голосов своё имя. Точнее прозвище.
Мысли неизменно уводили в далёкое детство, будто первопричина и впрямь скрывалась именно там. Более того, отчего-то вспоминалось то самое лето. Лето, когда он познакомился с Колькой. И они с чем-то столкнулись. С чем-то, прибывшим извне.
«Столкнулись… Но чем же оно было?»
Колька вернулся довольно скоро, хитро подмигнул и поманил оторопевшего Яську за собой. В руках он сжимал не то пыльную сетку, не то кусок брезента, не то старый матерчатый мешок из-под картофеля — Яська поначалу толком и не разглядел. Он лишь кивнул, но так ничего и не сказал, боясь сойти за безграмотного невежду, что не в силах понять очевидного.
Стриж в лопухах смекитил, что дело затевается по его душу — зашипел, принялся размахивать огромными крыльями, взметая в воздух остатки прошлогодней травы и собственные перья.
— Тише!.. Тише ты… — просипел в полголоса Колька, тормозя рукой с растопыренными пальцами пробирающегося следом Яську.
Яська замер, как вкопанный, не зная, к кому именно обращается Колька.
Стриж тоже притих, а потом, словно издеваясь, в два громадных прыжка, юркнул в ближайшие заросли ежевики.
Колька поморщился, но тут же оценив ситуацию, довольно улыбнулся.
— Попался, голубчик, — сам себя в ловушку загнал, — он обернулся к изнывающему от нетерпения Яське, сунул в зубы былку метлицы и заявил тоном, каким обычно персонажи в голливудских фильмах констатируют собственное превосходство: — Не знал просто, с кем связался.
Яська выглянул из-за плеча и неуверенно кивнул.
— А дальше что?
— В смысле?
— Как его теперь оттуда выманить?
— Выманим, — Колька деловито сплюнул. — Будь уверен, живым возьмём.
— Точно?
— Ага.
Яська недовольно скривил губы.
— Что-то не очень хочется в ежевику лезть — она колючая. Тем более, там ещё этот сидит… горемыка недоделанный.
— Колется, не колется — а делать нечего! — Колька присвистнул. — Разок в жизни можно и потерпеть.
— Ага, как же… — Яська почесал зудящие запястья. — Я об крапиву уже так нажалился, что теперь и без того полночи чесаться буду.
— Подумаешь, всю ночь чесаться, — какая летом разница? Всё равно спать можно до скольких захочется.
— И то верно, — Яська почесал заросший затылок. — Ну, тогда ладно, давай брать.
— Значит так… — Колька посмотрел на барахтающегося в зарослях стрижа, что-то посчитал на пальцах про себя, затем указал Яське на северный склон оврага. — Смотри… Видишь, там валежника сухого сколько навалило?
Яська посмотрел, куда велено, утвердительно кивнул.
— Там вода по весне надолго застаивается. Место низкое — и без того влажно, — плюс северная сторона с извечной тенью.
Яська снова кивнул.
— И чего?
— Чего-чего, неужто не видишь, что подлесок там не такой густой?! Один сухостой прошлогодний торчит, а молодых побегов — кот наплакал. Если гнать птицу, то именно туда — в траве её легче всего прижучить!
Яська довольно улыбнулся — теперь он начал понимать нехитрый замысел Кольки.
— Так давай я тут пошумлю, а ты в этом самом валежнике и заляжешь со своей «сетью»!
Колька показал большой палец.
— Дело говоришь. Только это не сеть вовсе, а мешок. Я его на кладбище у… кое у кого стянул, — Колька как-то сразу переменился в лице, будто вспомнил жуткое происшествие из собственного прошлого, но тут же взял себя в руки и заговорил на совершенно другую тему: — Ты только аккуратнее. Точнее не очень сильно шуми. А то стриж перепугается насмерть и, не дай бог, ещё чего себе сломает!
— Хорошо, — Яська кивнул. — Я осторожно.
Колька ещё раз глянул в сторону шипящей птицы и заспешил занимать позицию.
Яська подождал, пока напарник не затаится в сером переплетение прошлогодних зарослей ежевики, после чего принялся за отведённую роль.
Стриж замер, словно не веря, что атака всё же состоится. Затем зашипел пуще прежнего и ринулся в буерак.
Яська замер. Принялся переминаться на одном месте, прислушиваясь к треску ломаемых под ногами сучьев.
Стриж довольно быстро понял, что напрямую ему не прорваться — мешают густые заросли, — снова замер, после чего осторожно полез в сторону Колькиной засады.
Яська с трудом сдержал возглас изумления и принялся осторожно подгонять птицу. Пришлось опуститься на колени — как-то иначе пробраться сквозь заросли вслед за беглянкой не представлялось возможным. Однако Яська даже не чувствовал под коленными чашечками колкую лесную подстилку. Его взор был прикован к шипящей впереди добыче, а в сознании отходили ото сна древние охотничьи инстинкты, навеянные столь реалистичной игрой по всем правилам жанра.
Стриж и не собирался сдаваться. Когда Яська подбирался слишком близко, птица замедляла ход и начинала суматошно размахивать крыльями, так и метя своему преследователю в глаза. Яська жмурился, пытался отстраниться от острых перьев, а когда снова разлеплял ресницы, стриж оказывался далеко впереди, будто и впрямь делал всё осознанно!
«Ещё бы, ведь он уверен, что мы хотим его убить — в природе всегда так: если кто-то за кем-то гонится, то не жди ничего хорошего».
Яська внезапно замер и сел на пятую точку.
«А зачем стриж сдался Кольке? Просто так? Чего я о нём знаю — об этом самом Кольке? Мы и часу-то не знакомы. А вдруг он замыслил что-нибудь нехорошее?! Ведь я же ясно заметил, как он преобразился, когда заговорил про мешок. Где он там его стянул?.. На кладбище? Но тогда у кого?.. Ведь на кладбище нет живых».
