— Вот и прекрасно, значит, ошибка исключена, Гольдхаген и есть та из двух сестёр на фотографии. Гипогеянцы, с которыми шесть лет назад вы вели переговоры, очень хотели заполучить их себе. Так в чём проблема? Те двое, Мемнон и Людек, кажется, в следующем году переводятся из исправительного заключения на реабилитацию, а потом по истечению срока заключения будут отпущены. Что нам стоит отменить реабилитацию, а просто передать Гольдхаген им, как они и хотели и отпустить всех троих обратно в Гипогею? Этот жест доброй воли решит все проблемы — гипогеянцы будут удовлетворены тем, что мы пошли навстречу их просьбам, Фортвудс же будет избавлен от такой проблемной во многих отношениях алварессы, как Гольдхаген. Что скажете, полковник?
— Вы хотите угодить уголовникам, Темпл? Интересный подход, подобного в Фортвудсе ещё не было.
Темпл смущенно кивнул, но продолжил:
— Я понимаю, у вас есть свои претензии к тем двум гипогеянцам…
— Они прежде всего есть у мисс Аннет Перри, потому что Мемнон порезал ей плечо и пил её кровь, а Людек хотел похитить её пятилетнего сына примерно с той же целью, — с каменным выражение лица говорил полковник, не сводя с Темпла багровых зрачков. — Смею напомнить, гипогеянцы сделали это после решительного отказа Фортвудса в содействии по поиску сестер Метц-Гольдхаген. Сейчас же вы предлагаете ту их претензию удовлетворить. Тогда может нам всем ещё и извиниться перед ними за то, что погорячились, когда надевали на них стальные маски?
— Ну, не будем так углубляться в крайности, — поспешил произнести Темпл, — Если вам претит роль исполнителя гипогеянских желаний, мы можем предложить Мемнону и Людеку обмен. Мне говорили, на ту встречу в Лондоне шесть лет назад они приносили в качестве задатка целую россыпь необработанных алмазов, от которых вы не слишком благоразумно отказались…
— Сделка не состоялась, — оборвал его полковник, — а я не беру плату за то, чего делать не стану.
— Да, разумеется. Но что нам стоит сейчас, когда Гольдхаген найдена, попросить плату за наши услуги?
Сэр Майлз оживился:
— Да, деньги Фортвудсу очень нужны. После строительства нового корпуса мы сильно поиздержались.
Полковник бы добавил, что поиздержался Фортвудс и после неразумных спекуляций с ценными бумагами, но вслух обратился к Темплу:
— А с каких это пор Фортвудс занимается работорговлей? Нет, вы ответьте мне Темпл, с каких?
— Вы слишком преувеличиваете.
— Да? — изобразил удивление полковник и тут же продолжил, — Может для вас это пустой звук, но я помню времена, когда христиане попадали на невольничьи рынки к туркам, где их покупали не за драгоценные камни, за гроши. Вы что же предлагаете возродить те милые обычаи в Фортвудсе? Тогда имейте в виду, что я офицер и подобным заниматься не буду, и пока я глава одного из отделов, никому этого не позволю. И я смею напомнить вам, Темпл, что вашего предшественника Джорджа Сессила сгубила именно жажда наживы от гипогеянцев. Может, не будете рисковать и оставите идею с продажей Гольдхаген? Тем более Людек просил обеих сестер разом, а не одну.
— Найти вторую, всего лишь вопрос времени, — недовольно ответил тот.
— Темпл, давайте будем честны друг с другом. Вы хотите избавиться от Гольдхаген не потому, что она профессиональный террорист, а потому что она носитель гостайны, при чём даже не Британского королевства, а США. Вы же даже не знаете, что из себя представляет ледяное кладбище Гипогеи, куда хочет её отправить Людек. А что вам сделала Лили Метц, которую никто из нас никогда даже в глаза не видел?
Темпл молчал, видимо возразить было и вправду нечего.
В дверь постучали.
— Ну, давайте уже, входите, — недовольно крикнул сэр Майлз.
В проёме появился доктор Лесли Вильерс.
— Могу я войти?
— Что у вас? Я занят.
— Да, доктор, — добавил Темпл — у нас тут небольшое совещание.
Только полковник одобрительно произнёс:
— Заходите, доктор Вильерс, я бы хотел заслушать и ваше мнение.
Темпл недоуменно посмотрел на полковника:
— А причём тут медлаборатория?
— Все притом же. Не один вы и гипогеянцы имеют виды на Гольдхаген.
— Да, если позволите, — подсаживаясь к полковнику, заговорил доктор. — Дело в том, что организм Александры Гольдхаген как альварессы уникален. Обоняние отсутствует у неё ещё с юности — осложнения после «испанки». А ведь это существенный физический изъян, ни одного другого альвара с подобным дефектом вы не найдёте, потому что в Гипогее на этот счет существует строгий отбор. Гольдхаген говорит, что перед перерождением у неё были серьёзные проблемы с алкоголем, а тот изъян похуже отсутствия обоняния, поскольку неумеренное потребление, как наркотиков, так и алкоголя присуще особой категории людей. Видимо в Гипогее разумно полагают, что и неуемное питие крови — а это единственное что остается потреблять альвару — может привести только к печальным последствиям как для альвара, так и для тех смертных, что ему встретятся. Я неоднократно спрашивал Гольдхаген, что предшествовало её перерождению, почему ей в нём не отказали. Она все время говорит, одно и то же, что никаких гипогеянцев и прочих альваров рядом с ней не было, что имела место некая медицинская процедура, возможна даже операция, которую проделали её отец и муж. Подробностей она помнить не может, их знал её отец, Пауль Метц, который и делал операцию. После его смерти его рабочие записи хранил её муж, но он сжёг их во время войны.
— Чтоб не достались нацистам, — буркнул сэр Майлз.
— Возможно, и так. И, между прочим, полковник, мне Гольдхаген всё-таки призналась, что сестра у неё была, и первую операцию доктор Метц провел над ней. Видимо, теоретическая разработка метода у него уже имелась, но решение о применении на практике было принято под влиянием момента.
— Какого еще момента? — произнес Темпл.
— Я не совсем понял, — нахмурился доктор, — я не силен в истории, тем более немецкой. В то время там было что-то вроде революции или наоборот, Гольдхаген говорит, что её сестру Лили подстрелил на улице снайпер, и ранение было несовместимо с жизнью. Что делал с ней доктор Метц, Гольдхаген не знает, но почти через сорок дней Лили вышла из домашней операционной совсем другим человеком и внешне и внутренне. А через пять лет очередь дошла и до Гольдхаген.
— Что, её тоже подстрелил снайпер?
— Нет, она говорит, что муж отравил её из научного любопытства, оживёт она или нет.
— Милая семейка, — только и произнёс полковник, памятуя о профессоре Книпхофе и его выходках.
— Насколько я понял, муж Гольдхаген хотел провести операцию, но по усовершенствованному методу. Но что-то пошло не так, и Гольдхаген переродилась иначе, чем её сестра. Внешне они перестали быть близнецами окончательно. И это очень занимательный вопрос — почему?
