Я не успела даже подойти, она услышала меня раньше. Услышала, но не почувствовала. Алиса обернулась. Верхняя губа задралась, обнажая клыки, на которые так легко закрывал глаза стоматолог, и зашипела. Звук быстрый, хлесткий, как удар. Те, кто слышал, как шипят животные, могут отдаленно представить себе, как это было. Но лишь отдаленно. Это «хххааааа», которое издала моя дочь, было громким, угрожающим, страшным, прежде всего, тем, что мне и в кошмарном сне не могло присниться, что на такое способна моя дочь. Ногти на руках (и, как потом оказалось, на ногах) приобрели стальной оттенок, выдвинулись из пальцев и заострились.
Одно из самых ужасных мгновений моей жизни. А потом ярость на ее лице сменилась испугом и растерянностью, Алиска спрятала руки с коготками (их пришлось состригать кусачками, ибо втягиваться назад в пальцы они не хотели) за спину и заревела. Она уже не была совсем неразумным малышом и узнала меня, даже без артефакта, по запаху, внешнему виду, звуку, походке — по всему сразу. Узнала и расплакалась, потому как испугалась, на долю секунды она приняла меня за чужака, за врага — и в дело вступили инстинкты.
Через десять минут Алиса смеялась, сидя у меня на руках, носик, щечки, шейка и пузико были зацелованы, а сережки находились на своем месте, в ушах, а внутри все подрагивало от страха. Ночью, когда дочка давно спала, а я лежала, прижавшись к мужу, он попросил об одной вещи. Я выполнила его просьбу. Я дала обещание никогда больше не снимать его подарок. Удивления осведомленность Кирилла уже не вызывала, он всегда знал, что бы я или Алиса ни натворили. Еще одна черта нашего брака, о которой мы предпочитали не говорить.
Сейчас я понимала, что у этих девчонок без артефактов нет ни единого шанса. Вернуть украденное или отобрать законно приобретенное — разные вещи, не так ли? Неприятные, но разные. Если даже четырехлетняя дочь узнала меня не сразу, то чего ждать от грудных младенцев.
И уйти я уже не могла. А жаль.
Я села на покрывало. Веник закатил глаза и прислонился к березовому стволу. Он не был убежден, но соглашался выслушать их, а это уже шанс.
— Рассказывайте, — скомандовала я. — Кто такая Вера?
— Посредник, — Катя бросила салфетку на траву, и падальщик проследил за ее полетом, — она нашла ведьмака, договорилась о сделке, доставила кровь для заклинания, передала деньги и привезла медальоны.
— Хорошо, — я кивнула, — давайте начнем сначала. Где вы с ней познакомились?
— На форуме «Я беременна от дьявола. ru», — Мила покраснела.
— Мечтайте, — хмыкнул Веник.
— Звучит хуже, чем есть на самом дела, — Катя развела руками. — Мне надо было хоть с кем-нибудь поговорить, иначе я сошла бы с ума.
— Вера сама нашла вас?
— Не знаю, — Мила переглянулась с подругой, — знаете, там полно всяких, — девушка сморщила нос. — Они даже беременными никогда не были.
— Да, таких сразу видно, начинаешь переписываться и понимаешь, они не знают, о чем пишут.
— А Вера знала?
Девушки взглядами искали друг у друга поддержки.
— Про беременность она ничего не писала, — ответила Катя.
— Зато знала о детях. О кисточках, о клыках, господи, они такие острые, что прокалывают кожу, как бумагу, — по щекам Милы опять потекли слезы.
— Как-то само собой получилось, что мы стали болтать вчетвером, в привате, — Катя обняла подругу. — Мой ник «cat», — гробокопатель хрюкнул, — У Милки — «святая», — тут уж я не могла не улыбнуться, — Ирка представилась как «doctor», — вот и обладательница кольца, — а Вера сказала, что она «Вестник» и приносит только хорошие вести. Тогда мы друг друга по именам еще не знали.
Настала наша очередь с падальщиком переглядываться. Не хватало еще скупщику душ дорогу перейти. Правда, все это — обман ведьмака, увечье настоящего посредника, присвоение денег не его профиль, так сказать.
— Она рассказала про артефакты, — продолжала рассказывать Катя, — предложила встретиться в реальности.
— И вы поверили? В сказку о волшебном медальоне?
— Шутите? Нет, конечно, но потом… — женщина посмотрела на подругу.
— У меня тогда совсем все плохо стало, — Мила вытирала слезы, а они катились и катились, — Игорь совсем не спал, кусался, пил кровь вместо молока. Я пробовала давать питание, но он не ел, все время кричал. Я так устала. Я… Мне за месяц двадцать стежков наложили, я не знала, что врать в травмпункте, — она поднялась, заглянула в коляску, что-то там поправила, простые и понятные действия успокаивали. — Знаете, я бы согласилась на что угодно, на магический амулет, на волшебные бобы, на изгнание бесов.
— Где вы встречались?
— В сквере за Волковским театром[19], на третьей лавочке, — Катя вздохнула. — Я не пошла. У меня-то хоть мама есть, пусть она мне весь мозг вынесла, но с внучкой помогает без вопросов, а Милка одна, вот и пошла, хоть я и отговаривала.
— Кто предложил место встречи?
— Вера, — женщина пожала плечами, — она нас так уговаривала.
— То есть она была уверена, что вы из Ярославля? Или вы это выяснили заранее?
— Нет, вроде бы, — Катерина задумалась, — меня она точно не спрашивала.
— Меня тоже, — Мила попыталась улыбнуться.
— Но ты пошла? — я посмотрела на девушку.
— Я была готова на все. Вам не понять.
Я не видела смысла вступать в спор и разубеждать ее в чем-либо. Она, действительно, была одна. А со мной с первого до последнего дня был Кирилл, к худу ли, к добру ли, но был. Об одиночестве страхов и сомнений ей рассказывать не стоит, я это уже пережила, и мой путь наполовину пройден, её же только начинается.
— Дальше, — вышло резковато.
— А что дальше? Когда я пришла, они уже были там.
— Кто «они»?
— Вера и Ира. Вера ходила по аллее. Потом сказала, что переживала, вдруг никто не придет. Ира сидела на скамейке, оно и понятно, на последнем месяце не сильно-то поскачешь. — Мила в очередной раз заглянула в коляску и со вздохом села обратно.
— А потом она достала волшебную палочку, взмахнула, на тебя полилась благодать, снизошло святое откровение или ты узрела пришествие мессии? — Веник скрестил руки на груди и уставился на Милу своим фирменным зачарованным взглядом.
— Нет, — на этот раз девушка не стушевалась, — нет, она всего лишь показала своего ребенка.
— Ребенка? — сказать, что мы с падальщиком удивились, значит, ничего не сказать.
Дети не средство убеждения твердолобых людей, не аргумент для заключения сделки. Дети — это будущее, им не рискуют, не тащат в сквер, чтобы продемонстрировать смертным.
— Да, — Мила вздернула голову, предлагая поспорить, зря, Веник знал, что она говорит правду или как минимум верит в свои слова, будь это иначе, он бы и слушать не стал. — Мальчик, почти подросток, лет двенадцати, может, тринадцать. Кисточек на ушах у него не было, зубов вроде тоже, но… — она замялась, — я знала, что он такой же, как Игорь. У мальчика были черные ногти. Не грязные, не покрытые лаком. Я могу отличить хороший маникюр от полупрозрачной черной ногтевой пластины, я в салоне красоты работала, — она вздохнула, стараясь успокоиться, и тише, нехотя добавила. — У моего Игоря такие же. И еще он так двигался, будто у него нет костей, он перетекал из одной позы в другую. Это особенно заметно, когда рядом другие дети, — она бросила тоскливый взгляд на коляску. — Вера — обычная женщина, если смогла она, смогу и я.
