— Это ваша? — Льюин обернулся на портрет овцы.
— Да. Не знаю, закончила ли я уже...
— Не надо так прибедняться. Я считаю, что очень здорово.
Адель вспыхнула (такое с ней здесь случалось не часто) и вместе с Льюином посмотрела на картину. Да. Вроде нормально.
— Он немного встревожен, да? Уши торчком.
— Да, похоже на то.
— Даже испуган. Наверное.
Адель рассмеялась.
— Думаю, что не каждый день за ним подглядывают чужие тетки из-за кустов! Он, наверное, решил, что я хочу его поймать.
Она заметила, что переняла у Льюина местоимение мужского рода, но чувствовала, что это звучит вполне естественно. «Оно» казалось ей слишком холодным, а «она» — искусственным.
— Они как-то странно смотрят на людей, правда? — сказал она. — Они как будто умирают на мгновение. Застывают...
(просто улетают вдаль просто) не моргают. Как будто они отрицают твое существование, не видят тебя, как будто ты прозрачная.
Она понимала, что несколько преувеличивает, но ее и вправду изумляла отчужденность маленьких крепких существ, за которыми она наблюдала из терновника. Она чувствовала себя не прозрачной, хуже: несущественной, не имеющей никакого значения, не стоящей даже страха. Просто еще один предмет, как стена или кормушка. Если бы она вдруг умерла прямо здесь, овцы аккуратно перешагнули бы через нее. Между ними не мог возникнуть никакой контакт. Абсолютная отчужденность. Именно это ощущение она и пыталась передать, а получился страх. Овечий или ее собственный?
* * *
Джеймс стоял у раковины и мыл чашки. По его рукам текла холодная вода. (Никогда нельзя было быть уверенным в том, что Адель сделала это достаточно тщательно.) Теперь же они, несомненно, будут вымыты идеально, потому что мысли Джеймса были очень далеко.
Он сидел на корточках в том месте, где, наверное, сидел Льюин, и смотрел на дым костра. По другую сторону от костра кто-то двигался. Запах был плотным и удушливым.
Джеймс глазами Льюина видел, как фигура за костром протянула палку, ткнула в костер, поправила что-то. Вдруг изменилось направление ветра, и человека окутало дымом. Он согнулся, закашлялся. Глаза его сверкнули.
Джеймс потряс головой. Он отказывался в это верить. Наверное, это шутка. Наверное, в Уэльсе принято разыгрывать туристов, рассказывать им разные истории, чтобы они испугались и уехали. Он попытался вообразить, как Дэйв и Льюин совещаются над кружками с пивом, придумывают все новые и новые страсти. Я придумал, мы скажем, что Рауль убил, съел и похоронил своих детей, нет, давай скажем, что Рауль — дьявол и об этом знаем только мы; нет, лучше как будто дьявол выходит из моря, поднимается вверх по утесу во время прилива и утаскивает людей на дно. Думаешь, они поверят?
Не похоже на выдумку, подумал он, вспомнив, как Льюин сказал «я просто рассказываю о том, что видел, вот и все» и поморщился от собственного рассказа. Нет, Льюин не шутил. Он говорил обо всем этом всерьез; значит, он либо прав, либо не прав. То есть Рауль ибо убил и сжег своих дочерей, а потом обманул полицейских и заставил их поверить в то, что все это было просто несчастным случаем, либо нет. Допустим, он это сделал. К чему тогда история о женщине, убитой во время вечеринки? А зачем держать Эдит взаперти? Их он тоже убил? Для этого надо быть психом, серийным убийцей. Планировать каждую смерть и приводить план в исполнение. Заметать следы. Сообщать соседям ложную информацию. Обманывать полицию. Сумасшедший.
А может, Льюин просто все неправильно понял. Может, он видел самый невинный костер. Может быть, Рауль жег покрышки. Этим можно объяснить резкий запах и дым. Потом он закопал все остатки, потому что они выглядели безобразно. В конце концов, он же был архитектором, его крайне волновали вопросы эстетики и внешней красоты. А кусок шерсти? Вероятно, он закопал какую-то одежду. А кости? Он мог найти в поле мертвую овцу и решить, что другого способа избавиться от нее нет. Вот это гораздо больше похоже на правду. Гораздо больше, чем... все остальное.
у него была палка
Льюин рассказывал, что иногда кто-то нападает на овец. Собаки. Овец остается только сжигать и закапывать, что еще?
у него была
Джеймс резко выключил воду, затем снова включил и наклонился, чтобы немного попить. Вкус был какой-то странный.
* * *
Здесь можно сделать такую красивую комнату, думала Адель, когда они пили кофе. Каменные стены и толстые темные балки, а по трем сторонам — каменная скамья, крытая деревом, на которой можно сидеть и смотреть в окно. Адель надо научиться правильно разжигать камин. Первые попытки привели к тому, что дым валил во все стороны, но только не в трубу. Холодный зимний вечер, потрескивает огонь в камине, все вымыто и вычищено, Элвис рычит на треск поленьев, за окном ветер гоняет сухие листья. Если бы им удалось избавиться от сквозняков, она бы даже поставила у камина диван, принесла бы сверху одеяла и подушку. Они бы пили с Джеймсом виски и занимались любовью в сложных условиях, у камина. Дилайс так и сказала, что дому нужно немного любви. Она представила себе, как Джеймс прикасается к ней, гладит ее и огонь бросает отблески на их обнаженные тела. Ощущение холодного детского масла на теле, а потом на нее ложится Джеймс.
Она заметила, что Льюин наблюдает за ней, и снова покраснела. Ну, и он может присоединиться. Интересно, что он думает о каминах и детском масле? Она представила его и Джеймса вместе. Тяжелое мускулистое тело с более легким и стройным. Как в фильме с Оливером Ридом и Аланом Бейтсом. Согласился бы Джеймс на это? Она оценивающе посмотрела на него; он что-то говорил Льюину по поводу расшивки швов, особенно с западной стороны. Ну погоди, вот я затащу тебя наверх, подумала она, и в животе у нее сжалось.
Льюин собрался уходить, Джеймс сходил за своей курткой.
— Я пройдусь с тобой немного, — сказал он. — Мне не помешает проветриться.
Льюин, уже поблагодаривший Адель и получивший в ответ «не стоит» и «спасибо, что пришел нас навестить», неловко стоял и смотрел на картину. Когда Адель принялась убирать со стола тарелки и чашки, он решил ей помочь. Ей показалось, что он что-то хотел ей сказать, но не смог. Она подумала, что ошибалась в нем, что он хотел сказать ей, что она ему нравится, прошептать, чтобы она завтра попыталась сбежать, он будет ждать ее в сарае. Откажется ли она? Конечно, откажется. Но если он будет настаивать... Хм. В нем определенно было что-то еще, кроме открытого взгляда голубых глаз и, несомненно, привлекательной сильной личности.
Она признавала, что была доступна для молчаливых, сложных, мрачных мужчин. Прошло много лет, прежде чем она поняла: тайна, которая, как она полагала, пряталась глубоко в Джеймсе, была всего лишь отсутствием тайны, не водой, а застойным прудом. То, прежнее, восхищение она теперь испытывала лишь, когда они выходили в открытое море неистовой страсти. Об этом приятно было думать. Но корабль стоял на якоре вот уже, скажем, десять дней, чтобы не соврать, хотя это длится уже, наверное, недели три. Из-за переезда и неприятностей, случившихся с Сэмом, не говоря уже о дурацком шуме, который издавали замечательные старинные пружины их кровати, и о том, что настроение постоянно портили сквозняки... в общем, как-то не сходилось.
