— Ты не можешь винить себя за то, что погиб Джим. Ты не должен чувствовать перед ним никакой вины.
— Легко говорить, Тина, — сказал он, и в его голосе послышалась злость.
Еще какое-то время она молча смотрела на него, а потом взяла руку и стала целовать ее, касаясь губами поочередно каждого пальца.
— Прости, — тихо промурлыкала она.
Она поднялась. Картер тоже встал и, обняв, прижал ее к себе.
— Если бы в тот вечер убили тебя... — начала она, но прижалась к нему губами, не закончив фразу.
Их губы слились в страстном поцелуе. Тина обхватила Картера за шею, словно не позволяя прерывать поцелуй. Он чувствовал прикосновение ее влажных волос и тепло ее тела сквозь тоненький халатик.
Когда они, тяжело дыша, наконец отстранились друг от друга, лицо Тины пылало. Она умоляюще смотрела на Картера, по-прежнему не выпуская его руки.
Уступая ее желанию, он коснулся ее груди, и страсть мгновенно охватила его. Он ощутил ладонью ее упругий сосок и прижал руку к другой груди. Она тихо вздохнула, почувствовав, что он развязывает пояс халата. Он распахнул халат, обнажив ее тело, и, подавшись к ней, сжал губами сначала один сосок, а затем другой.
Она почувствовала, как его сильные руки обняли ее за талию; он, приподняв, положил ее на стол. Затем снял пиджак и бросил его прямо на пол. Он полностью снял с нее халат и несколько коротких секунд с вожделением разглядывал ее тело. Ее округлые груди с оттопыренными сосками, мягкий живот, стройные ноги...
Еще никогда в жизни Картер не испытывал такого желания. Он упал перед ней на колени и какое-то время стоял так, положив голову между ее ног, а потом припал губами к ее самому интимному месту. Застонав от удовольствия, она подалась к нему и положила ему на шею ногу, плотнее прижимая его к себе. Закрыв глаза, Тина наслаждалась прикосновениями его языка к самым чувствительным местам. Он раздвинул ей ноги и нежно провел пальцами по внутренним сторонам бедер, не прекращая ласкать ее языком.
Она очень его хотела, но сдерживалась, чтобы продлить удовольствие и испытать экстаз. Он продолжал движения языком, и она ощутила разливающееся по животу и бедрам тепло. Ее дыхание участилось, и, сжав угол стола, она выгнула спину, чтобы облегчить ему доступ.
Наслаждение достигло наивысшей точки, и она закричала от счастья.
Картер почувствовал, как она задрожала, как углубилось, до стона, ее дыхание. Она коснулась его затылка, и он медленно поднялся. Ему казалось, что его брюки лопнут от сдерживаемого желания.
Тина села и стала расстегивать «молнию». Картер тем временем стянул с себя рубашку.
Через мгновение они оба были обнажены.
Он взял Тину, словно ребенка, на руки и понес в гостиную. Там он осторожно положил ее на пол и медленно овладел ею.
Он мягко входил в нее, потом почти полностью отстранялся, повторяя это снова и снова. Она, обхватив руками, притянула его к себе, чувствуя, что приближается самый прекрасный момент.
Картер с наслаждением ощущал ее руку на своей спине, она мягко проводила ногтями по позвоночнику вниз к ягодицам. Она еще крепче прижала его к себе, их обоих поглотила страсть.
Картер глубоко вздохнул, когда настал этот божественный миг, а Тина застонала от удовольствия, ощущая его оргазм.
Они обвили друг друга, растворяясь в этих чудесных мгновениях. Сейчас для них ничего, кроме любви, не существовало.
Картер коснулся щеки Тины тыльной стороной ладони; она, повернув голову, поцеловала его пальцы и взяла один в рот. Он улыбнулся и убрал упавшие ей на лицо волосы.
— Я люблю тебя, — прошептала она, приподняв голову, чтобы осторожно поцеловать его в нос. — Не оставляй меня, Рэй. Пожалуйста, не оставляй!
Он покачал головой.
— Я никогда не оставлю тебя, — ответил он, крепко сжимая ее в объятиях. — Никогда!
Они лежали обнявшись, наслаждаясь друг другом. На это короткое время они забыли обо всем: о страхе, о боли.
Сейчас не существовало ничего, кроме любви.
Вторым ударом Мак-Интайеру сломали нос.
Переносица хрустнула, и нос стал мягким. Мак-Интайеру на грудь хлынула кровь, залив белую рубашку. Он вместе со стулом повалился назад, ударившись затылком об пол. Руки были связаны у него за спиной, чтобы он не мог защищаться.
Джо Дугган снова поставил стул, и Мак-Интайер увидел перед собой лицо Фрэнка Харрисона. Босс взял его за подбородок и повернул ему голову, чтоб он смотрел хозяину в глаза.
— Ты больше не будешь закладывать меня, ублюдок, — прорычал Харрисон и еще раз со всей силы ударил связанного человека.
Этим ударом он рассек ему губу и выбил зуб. По подбородку потекла кровь.
— Сколько Барбери заплатил тебе за стукачество? — спросил Харрисон, отступая назад и прикуривая.
— Клянусь Богом, Фрэнк, я тебя не продавал, — невнятно пробормотал Мак-Интайер, чувствуя, что вместе с кровью изо рта пошла рвота. Он попытался высвободить руки, но ничего не получилось. Они были связаны так крепко, что веревка глубоко врезалась в запястья.
— Не ври, подонок! — прорычал Харрисон, шагнув к нему.
Он быстрым движением вынул изо рта сигарету и приставил ее к щеке Мак-Интайера зажженным концом.
Сигарета зашипела, обжигая кожу.
Мак-Интайер завопил от боли. Кожа почернела, и на этом месте быстро вздулся волдырь.
Схватив Мак-Интайера за волосы, Харрисон потянул его голову назад, не обращая внимания на стекавшую на руки кровь.
— Сколько тебе заплатили?! — заорал босс.
Мак-Интайер только застонал от боли. Раздалось бульканье, словно он захлебывался кровью, наполнившей его рот.
Харрисон злобно зарычал и снова ударил его. На сей раз тыльной стороной ладони.
Массивный перстень на пальце главаря преступной группировки рассек кожу у него на щеке.
— Ты работал на меня больше семи лет, — напомнил ему Харрисон. — Так почему же, Луи?
Мак-Интайер уронил голову на грудь, и ему на рубашку снова хлынула кровь.
— Не стоило идти против меня, — продолжал Харрисон. — Четверо моих лучших людей убиты, и едва не погибла моя девочка. Скажи, кто тебе заплатил, или ты пожалеешь, что родился на свет.
Мак-Интайер медленно покачал головой и попытался заговорить. Его губа безобразно распухла, а нос выглядел так, словно его со всего маху ударили лицом о стену. Зайди сейчас кто-нибудь в комнату и посмотри на него, он бы решил, что на Мак-Интайере красная маска. Среди кровавого месива белели лишь глаза.
— Кто убил Джоула и Доума? — спросил Харрисон.
— Не знаю, — едва слышно ответил Мак-Интайер.
— А Пэта Мендхама?
И снова, словно покоряясь судьбе, Мак-Интайер лишь слегка покачал головой.
