Абрахам Меррит - Лунный бассейн. Металлическое чудовище (сборник)

Стволы деревьев были окрашены в яркие изумрудные, алые и лазурно–голубые цвета, а цветы, чье благоухание доносилось даже сюда, сверкали как драгоценные камни. Между деревьев просвечивали стройные колонны нежнейших палевых тонов. Я обратил внимание, что беседки были двойные., точнее сказать — двухэтажные, и что они как–то странно были запачканы непрозрачными для глаз кругами, квадратиками и прямоугольниками; еще я заметил, что над многими из них простиралась что–то вроде темной пленки, укрывая их подобно крыше: у меня не создалось ощущения, что эта непрозрачная субстанция материальна — больше всего она походила на легкую, непроницаемую для света тень.

Этот город садов насквозь прорезала широкая оживленная магистраль, блестевшая, как зеленое стекло, и перекрытая через равные промежутки изящными арками мостов. Дорога упиралась в широкую площадь, где на фундаменте из такого же серебристого камня, который окаймлял валиком Лунную Заводь, возвышалось исполинское сооружение, украшенное семью террасами; а вдоль дороги проносились какие–то забавные скорлупки, чем–то напоминающие по внешнему виду лодку Наутилуса. Там внутри сидели… человеческие фигуры! А по обе стороны от дороги между ровными рядами деревьев прохаживались другие люди!

Справа мы заметили отблеск еще одной магистрали с таким же изумрудным покрытием. Между этими двумя дорогами раскинулись плодородные сады, спускаясь к самой кромке опалесцирующей воды, обрамленной светящимися утесами и таинственной завесой.

Вот так случилось, что мы впервые увидели город Двеллера — проклятый и ненавистный, как ни одно место на свете: ни на земле, ни под землей, никогда не было и не будет ничего более прекрасного и ужасного, что под силу создать творцу, — или, если угодно — Всевышнему!

— О черт, — присвистнул Маракинов. — Невероятно!

— Трольдом, — прохрипел Олаф Халдриксон, — это Трольдом!

— Слушай, Олаф, — повернулся к нему Ларри. — Пошли ты свой Трольдом к чертям собачьим. Это не Трольдом и не сказочная страна. Это даже не Ирландия! Опомнитесь, профессор… — это он сказал Маракинову, — вы что, не видите, что там внизу люди — самые обыкновенные люди! И если там могут жить люди — значит, там смогу жить и я! Ясно? Нет другой возможности войти куда–то, кроме как войти туда… и нет другой возможности выйти откуда–нибудь, кроме как взять и выйти. Вот здесь для нас лестница. Яйцо это всегда яйцо, неважно, как оно приготовлено… и люди — это всегда люди, дорогие братья–путешественники, неважно, как они выглядят, — закончил он свою тираду. — Пошли!

И сопровождаемый по пятам нашей троицей Ларри решительно зашагал к выходу.

— Вот что, док, держите–ка его лучше при себе.

О'Киф, остановившись на вершине лестничного марша, протянул мне один из пистолетов, отобранных у Маракинова.

— Я не получу пистолет тоже? — несколько встревоженно поинтересовался русский.

— Когда будет надо, вы его получите, — ответил О'Киф. — По правде говоря, профессор, вы должны еще доказать мне, что вам можно доверять оружие. Вы слишком метко стреляете, из–за угла.

Вспыхнувший было гнев в глазах русского сменился рассудочным холодком.

— Вы говорите всегда, что у вас на голове, лейтенант О'Киф, высокомерно процедил он сквозь зубы. — Да., я это буду припоминать.

Позднее мне пришлось вспомнить его туманное высказывание: Маракинов в самом деле ничего не забыл.

Построившись в цепочку — с О'Кифом во главе и Олафом, замыкающим шествие, — мы прошли через дыру в стене. Перед нами оказался уходящий вниз круглый ствол шахты, в которую едва просачивался свет из комнаты; по краю шахты закручивались спиралью ступеньки лестницы. Мы осторожно начали спускаться по ним.

Лестничный пролет уперся в круглую стену: мы обомлели — никаких признаков выхода. Круглые камни соединялись друг с другом везде одинаково герметично. Я заметил, что на одной из плиток вырезана лоза, украшенная пятью цветками, и нажал пальцами на их чашечки, точно так же, как это сделал Ларри в Лунном зале.

Горизонтальная трещина., длиной в четыре фута показалась в стене. Она медленно расширялась, и, когда постепенно утопающая в стене плита опустилась на уровень наших глаз, мы смогли заглянуть в расщелину, образовавшуюся в неожиданно проснувшейся скале. Камень неуклонно опускался, пока не принял устойчивое положение, и тогда стало видно, что этот исполинский клин, вставленный в расщелину, образовывал коридор длиной около ста футов.

Каменная плита опустилась до уровня наших ног и остановилась. В дальнем конце туннеля, пол которого, сделанный из полированного камня, минутой раньше герметично соединялся с крышей, виднелся низкий и узкий треугольник выхода. Оттуда струился свет.

— Вперед, и только вперед! — лихо усмехнулся Ларри. — И бьюсь об заклад, что Золотоглазка с нетерпением уже поджидает нас в такси!

Он сделал шаг вперед. Мы последовали за ним, словно на коньках скользя по стеклянной поверхности. Что касается меня, то я живо вообразил мрачную картину нашей дальнейшей участи в том случае, если эта чудовищная глыба поднимется раньше, чем мы выскочим наружу. Мы добрались до конца туннеля и выползли через узкий треугольник наружу.

Мы стояли на широком уступе, покрытом толстым слоем желтого мха. Я оглянулся., и невольно вцепился в руку О'Кифа. Дверь, через которую мы только что вышли, — исчезла! Я увидел лишь обрывистый склон тускло отсвечивающей скалы, к поверхности которой прилепились большущие клочья янтарно–желтого мха. Вокруг подножия скалы обегал выступ, на котором мы стояли, а вершина — если вершина имела место, конечно, — скрывалась в светящейся дымке у нас над головой, так же, как у сияющих утесов, что мы видели сверху.

— Вперед, и только вперед… и надеюсь, Золотоглазка не опоздает к нам на свидание! — засмеялся О'Киф… но как–то не очень весело.

Мы прошли несколько ярдов вдоль выступа и, завернув за угол, оказались у самого конца моста — одного из тех, чьи изящные очертания мы наблюдали издалека. С этой выгодной позиции мы могли отчетливо видеть проносившиеся под нами машины странной формы: в самом деле — эти сказочно–прелестные скорлупки чем–то напоминали обтекаемую форму «Наутилуса». Водители машин сидели на высоких, выступающих вперед сиденьях, напоминавших завиток раковины. Позади, на высоких грудах подушек, возлежали женщины, полуобнаженные тела которых окутывали яркие шелковые ткани. Из садов, где мы видели беседки и павильоны, выбегали тоненькие, отблескивающие зеленым цветом ручейки и вливались в широкую дорогу, совершенно таким же образом, как это происходит на земле с автомобильными дорогами; взад и вперед по ним проносились волшебные скорлупки.