Гарольд открыл рот и прохрипел:
– Вершина мира, мама[207].
Он исписал полстраницы. Взглянул на написанное, потом на свою ногу, вывернутую и сломанную. Сломанную? Слишком мягко сказано. Раздробленную. Он уже пять дней сидел в тени этой скалы. Еда закончилась. Он бы еще вчера или позавчера умер от жажды, если бы не два сильных ливня. Нога гнила. Позеленела, дурно пахла и раздулась, натянув джинсовую ткань, которая теперь напоминала оболочку сосиски.
Надин давно уехала.
Гарольд взял пистолет, который лежал рядом с ним, пересчитал патроны. Только в этот день он пересчитывал их больше ста раз. Во время ливня укрывал пистолет своим телом, чтобы он оставался сухим. Патронов осталось три. Двумя он выстрелил в Надин, когда та смотрела на него сверху вниз, сказав, что собирается уехать одна.
Они проходили поворот серпантина: Надин – по внутреннему радиусу, Гарольд на своем «триумфе» – по внешнему. На западной стороне Скалистых гор, по-прежнему в Колорадо, но уже в семидесяти милях от границы Юты. По внешнему радиусу поворота было разлито машинное масло, и все последующие дни Гарольд много размышлял об этом масляном пятне. Откуда вылилось масло? Конечно же, в последние месяцы здесь никто не проезжал. За это время любое масло давно бы высохло. Получалось, что его красный глаз постоянно следил за ними, выбирая наиболее удачный момент, чтобы разлить масло и вывести Гарольда из игры. Оставил его с ней в горах, на случай возникновения каких-то проблем, а потом избавился от него. Гарольд, как говорится, сделал свое дело.
Заскользивший на масле «триумф» ударился о рельс ограждения, и Гарольд перелетел через него, как букашка. Почувствовал жуткую боль в правой ноге, услышал влажный хруст ломающейся кости. Закричал. Потом каменистый склон поднялся ему навстречу. Каменистый склон, который под крутым, вызывающим тошноту углом уходил в ущелье. Со дна доносился плеск быстро бегущей воды.
Он ударился о склон, его высоко подбросило, он опять закричал, снова приземлился на правую ногу, услышал, как сломалось что-то еще, затем его опять подбросило, потащило вниз, он покатился – и внезапно уперся в засохшее дерево, сломанное давнишним ураганом. Если бы не это дерево, летел бы до самого дна пропасти и достался бы на закуску горной форели, а не стервятникам.
Он написал в блокноте корявыми, детскими буквами: Я не виню Надин. Написал правду. Но тогда он ее винил.
Шокированный, потрясенный, ободранный, с вопящей от боли правой ногой, он собрался с силами и пополз вверх по склону. Высоко над собой увидел Надин, перегнувшуюся через рельс ограждения. Ее лицо, бледное и маленькое, лицо куклы.
– Надин! – крикнул он. Голос больше напоминал хрип. – Веревка! В левой седельной сумке!
Она продолжала смотреть на него. Он решил, что она его не услышала, и уже собрался повторить просьбу, когда увидел, как ее голова двинулась налево, направо и снова налево. Очень медленно. Она качала головой.
– Надин! Мне не подняться наверх без веревки! У меня сломана нога!
Она не ответила. Только смотрела на него сверху вниз, теперь даже не качая головой. И у него вдруг создалось ощущение, что он на дне глубокого колодца, а она смотрит на него через край.
– Надин, брось мне веревку!
Снова медленное покачивание головой, столь же ужасное, как медленное движение двери склепа, закрывающейся и отсекающей от мира живых человека, который еще не умер, а находится в состоянии каталепсии.
– НАДИН! РАДИ БОГА!
Тут ее голос донесся до него, тихий, но отчетливо различимый в горной тишине:
– Все подстроено, Гарольд. Я должна ехать. Мне очень жаль.
Но она не сдвинулась с места, осталась у оградительного рельса, наблюдая за ним, лежащим в двухстах футах ниже. Уже появились мухи, деловито снимающие пробу его крови с камней, о которые он ударялся и сдирал кожу.
Гарольд пополз вверх, волоча раздробленную ногу. Поначалу он не испытывал ни ненависти к Надин, ни желания всадить в нее пулю. Хотелось только подобраться достаточно близко, чтобы разглядеть выражение ее лица.
Едва миновал полдень. День выдался жарким. Пот капал с лица на острые камушки и булыжники, по которым он полз. Гарольд продвигался вверх, отталкиваясь локтями и левой ногой, словно искалеченное насекомое. Воздух, как горячий напильник, рвал горло. Он понятия не имел, как долго полз, но раз или два ударялся израненной ногой о каменные выступы и кричал от дикой боли, едва не теряя сознание. Случалось, что соскальзывал вниз с беспомощным стоном.
Наконец ему стало совершенно ясно, что выше хода нет. Тени сместились. Прошло три часа. Он не мог вспомнить, когда последний раз смотрел вверх, на рельс ограждения и дорогу. Наверное, часом раньше. Изнывая от боли, он сосредоточился только на своем продвижении вверх. Надин, должно быть, давно уехала.
Но она осталась на прежнем месте, и хотя ему удалось продвинуться всего футов на двадцать пять, выражение ее лица он теперь видел четко и ясно. На нем читалась печаль, но глаза не выражали никаких эмоций и, похоже, смотрели совсем не на него.
Глазами она видела его.
Именно в тот момент Гарольд начал ненавидеть ее и нащупал плечевую кобуру. «Кольт» никуда не делся, ремешок удержал его на месте. Он расстегнул ремешок, чуть повернулся, чтобы она этого не заметила.
– Надин…
– Так будет лучше, Гарольд. Лучше для тебя, потому что он разобрался бы с тобой более жестоко. Ты это понимаешь, верно? Тебе не захотелось бы встретиться с ним лицом к лицу, Гарольд. Он чувствует, что тот, кто может предать одну сторону, возможно, предаст и другую. Он бы убил тебя, но сначала свел бы с ума. Он это может. Право выбора он предоставил мне. Этот вариант… или его. Я выбрала этот. Если ты смелый, то сможешь быстро поставить точку. Ты знаешь, о чем я.
Он проверил, заряжен ли пистолет, в первый из сотен (может и тысяч) раз, прикрывая его ободранным и поцарапанным локтем.
– Как насчет тебя? – крикнул он. – Разве ты не предательница?
Ее голос переполняла грусть:
– В сердце я никогда его не предавала.
– А по мне, именно там ты его и предала! – крикнул ей Гарольд. Постарался изобразить на лице искренность, но на самом деле просчитывал расстояние. Он понимал, что сможет выстрелить в Надин максимум дважды, а точность стрельбы из пистолета оставляла желать лучшего. – Я уверен, что и он это знает.
– Я нужна ему, а он нужен мне, – ответила Надин. – Тебе в этом раскладе места нет, Гарольд. И если бы мы и дальше поехали вместе, я могла… могла бы позволить тебе кое-что со мной сделать. Тот пустячок. И это уничтожило бы все. Я не могу пойти даже на малейший риск после стольких жертв и крови. Мы продали наши души вместе, Гарольд, но я хочу получить за мою по максимуму.
