– Фонарь… Фонарь… Свет фонаря нам, беднягам, милее всего. Фонари сослужили хорошую службу во время революции. Фонари – лучшие друзья нищих, которые кормятся на свалке. Фонари помогают, когда ничего другого не остается.
Не успела она договорить, как раздался какой-то треск, вся лачуга пошатнулась и послышался звук, как будто по крыше протащили что-то тяжелое.
И снова я прочитал послание, скрытое в ее словах: «Пусть кто-то из вас залезет на крышу с удавкой и задушит его, когда он будет выходить, если у нас не получится все обтяпать внутри».
Посмотрев на вход, я на фоне пылающего предзакатного неба увидел свисающий конец веревки. Теперь я действительно был обложен со всех сторон!
Для того чтобы найти фонарь, Пьеру не потребовалось много времени. В темноте я держал глаза в направлении старухи, и когда Пьер чиркнул спичкой, я увидел, что женщина подобрала с земли непонятно каким образом оказавшийся там длинный острый нож или кинжал и спрятала его в складках одежды. Это оружие было похоже на один из тех острых как бритва ножей, которыми пользуются мясники для разделки туш.
Загорелся фонарь.
– Пьер, неси его сюда, – сказала она. – Поставь напротив двери, чтобы мы все могли любоваться им. Видите, как красиво! Он отгоняет от нас ночь! Так-то лучше будет.
Лучше для нее и ее сообщников! Теперь свет падал мне прямо в лицо, но и Пьер, и сама старуха, которые сидели по обе стороны от меня, оставались в тени.
Я почувствовал, что приближается время развязки. Однако понимал, что сигнал к началу будет подавать старуха, поэтому не спускал с нее глаз.
У меня не было никакого оружия, но я знал, что мне нужно делать. В первую же секунду я схвачу мясницкий топор, который стоит в углу, и попробую пробиться к выходу с его помощью. По крайней мере, я заберу с собой на тот свет нескольких негодяев. Я украдкой взглянул в угол, нужно было точно определить положение топора, чтобы не терять ни секунды, когда дойдет до дела.
Боже милостивый! Топор исчез! Я обомлел. Однако самой горестной для меня была мысль не о собственной участи, а о том, что из-за меня будет страдать Элис. Посчитает ли она, что я решил покинуть ее (тот, кто любит или когда-либо любил, поймет горечь этой мысли), или же будет продолжать любить меня еще долго после того, как я без следа исчезну с этого света, ее жизнь превратится в горестную муку, наполненную разочарованием и отчаянием. Страх за судьбу Элис влил в меня силы, вдохнул мужество противостоять злодеям.
Мне кажется, что себя я ничем не выдал. Старая карга следила за мной, как кошка за мышью, и держала руку в складках одежды, сжимая, как я догадывался, длинный страшный кинжал. Наверняка, если бы она заметила, что я пришел в волнение, она бы тут же набросилась на меня как тигрица, чтобы воспользоваться моментом моего замешательства.
Я снова посмотрел в ночь и увидел новую причину для беспокойства. Прямо напротив входа в хибару и по сторонам появились какие-то темные силуэты. Они были неподвижны, но я понимал, что они внимательно следят и готовы в любой миг сорваться с места, чтобы наброситься на меня. Теперь путь был отрезан и с этой стороны.
Вновь осмотрелся кругом. В моменты наивысшего возбуждения и опасности мозг начинает работать очень быстро, и чувства, напрямую подчиненные мозгу, обостряются чрезвычайно. В тот миг я ощутил это. Мне хватило доли секунды, чтобы понять обстановку и оценить ситуацию. Я понял, что топор вытащили, проделав небольшую дыру в гнилой доске. Надо же, до какой степени гнилыми должны быть стены в этом доме, чтобы можно было выломать кусок, не произведя при этом ни малейшего шума!
Лачуга оказалась просто-напросто ловушкой, окруженной со всех сторон. На крыше меня поджидал душитель с веревкой на тот случай, если мне удастся спастись от кинжала старой ведьмы. Перед входом затаились головорезы, за задней стеной залегли убийцы (я видел их глаза через щели в стене, когда последний раз смотрел в ту сторону), дожидающиеся сигнала, чтобы вскочить и наброситься.
Чему быть, того не миновать, подумал я. Как будто просто так слегка повернулся в сторону, на самом деле подыскивая точку опоры для правой ноги, и в следующую секунду вскочил, наклонил голову, защищая ее руками, и подобно рыцарям, которых на бой вдохновляли прекрасные дамы, выкрикнул имя Элис и бросился напролом сквозь заднюю стену лачуги.
Несмотря на то что Пьер и старуха пристально следили за мной, мой решительный поступок застал их врасплох. Пробивая плечом гнилые доски, я заметил, как старуха вскочила на ноги, и услышал, как она зарычала от гнева. Моя нога опустилась на что-то движущееся, отпрыгнув, я понял, что прошелся по спине одного из залегших в засаде мужчин, смотревшего через щели в стене. Гвозди и обломки деревяшек меня немного оцарапали, но в остальном я был невредим. За стеной оказался холм, и, задыхаясь, я бросился вверх. Позади раздался глухой грохот, как будто обрушилась вся хибара.
Подъем на холм оказался кошмарным. Хоть он и не был высоким, его склон был почти отвесным, так что с каждым шагом из-под моих ног вываливались огромные глыбы свалявшегося мусора и золы. В воздух летела пыль, которая душила и заставляла меня кашлять, меня чуть не стошнило от зловония, но я чувствовал, что от того, поднимусь я на холм или нет, зависит моя жизнь, поэтому продолжал изо всех сил карабкаться. Секунды казались часами, но несколько мгновений, выигранные с самого начала, в сочетании с молодостью и силой дали мне большое преимущество, и хоть несколько темных фигур совершенно безмолвно (что было страшнее любого крика и ругани) бросились вслед за мной, я очень быстро достиг вершины. С тех пор мне доводилось подниматься на вершину Везувия, и когда я карабкался вверх по крутому склону в облаках серных испарений, эта ужасная ночь в окрестностях Монружа вспомнилась мне так отчетливо, что я чуть не лишился чувств.
Эта гора мусора была одной из самых высоких. Добравшись до вершины, задыхаясь и с бьющимся, как молот, сердцем, с левой стороны от себя я увидел неясный бордовый свет на небе и чуть ближе мерцание огней. Слава Богу! Теперь я мог определить, где нахожусь, и какой дорогой нужно направляться, чтобы выйти к Парижу!
Остановившись на пару секунд, я оглянулся. Мои преследователи были все еще на приличном расстоянии от меня, но продолжали все так же молча и упорно взбираться по склону холма. Внизу было видно все, что осталось от рухнувшей лачуги: куча обломков в туче пыли, вокруг которой суетились призрачные тени. Все было видно хорошо, потому что там кое-где уже показались языки пламени: старые доски и солома, очевидно, загорелись от фонаря. Однако вокруг царила полная тишина! Не было слышно ни звука! Старые негодяи, очевидно, погибли вместе с домом.
