Она вдруг почему-то вспомнила, как ей понравилось кресло, в котором она здесь смотрела телевизор или занималась. Оно было ей в самый раз – совсем как в сказке про девочку и трех медведей. Не слишком мягкое и не слишком жесткое. Такое, как нужно. Впрочем, как и все прочее, что у нее ассоциировалось с Эдом.
В гостиной было две двери. Одна вела на кухню, а другая – в спальню. За окном завывал ветер, и на его порывы старое деревянное здание отзывалось скрипом.
В спальне Элизабет долго смотрела на широкую металлическую кровать. Тоже не слишком мягкую и не слишком жесткую. Такую, как надо.
Идеальная, верно? – ехидно поинтересовался внутренний голос.
Элизабет подошла к книжному шкафу и пробежала взглядом по корешкам, остановившись на одном названии. Она вытащила книгу.
«Любимые танцы пятидесятых». Книга раскрылась на странице ближе к концу. Заголовок «Стролл» – один из ее самых любимых танцев – был обведен жирным красным карандашом, и сбоку было написано крупными и похожими на обвинение буквами – «БЕТ».
Элизабет подумала, что самым разумным было бы немедленно уйти. Их отношения еще можно спасти. Но если он сейчас войдет, она уже никогда не сможет посмотреть ему в глаза и Элис победит. Получится, что деньги на сыщиков она потратила не зря.
Но остановиться она уже не могла. Все зашло слишком далеко.
Элизабет подошла к встроенному шкафу и попробовала повернуть ручку, но тщетно. Шкаф был заперт.
Она снова привстала на цыпочки и наудачу провела рукой по верхнему краю дверцы. Ключ действительно оказался там! Она взяла его, хотя внутренний голос и предостерег: Не делай этого! Ей почему-то вспомнилась жена Синей Бороды и то, что получилось, когда открылась запретная дверь в каморку. Но сейчас все действительно зашло слишком далеко – если она не посмотрит, то никогда себе не простит. Элизабет открыла шкаф.
У нее вдруг появилось странное чувство, что за этой дверцей и скрывается настоящий Эд Хэмнер-младший.
В шкафу царил жуткий беспорядок: там вперемежку валялись скомканная одежда, книги, теннисная ракетка без струн, пара стоптанных теннисных туфель, старые конспекты и рефераты, вскрытая упаковка трубочного табака «Боркум Рифф». В углу приютилась знакомая зеленая армейская куртка.
Она подняла одну книгу и удивилась названию: «Золотой сук». Взяла другую – «Старинные обряды и загадки современности». Следующая называлась «Вуду на Гаити», а последним оказался старинный фолиант, обтянутый потрескавшейся от времени кожей и источавший запах тухлой рыбы. Тисненое название почти стерлось, но Элизабет все же удалось его разобрать: «Некрономикон». Она открыла книгу наугад, но тут же с отвращением отбросила: иллюстрация поразила своей омерзительностью и даже спустя какие-то мгновения продолжала стоять перед глазами…
Чтобы прийти в себя, Элизабет машинально потянулась к зеленой куртке и подняла ее, чувствуя, что ей ужасно хочется порыться в карманах. Под курткой оказалась маленькая жестяная коробка…
Охваченная любопытством, Элизабет взяла ее и повертела в руках. Внутри что-то гремело. В таких коробках мальчишки обычно хранят свои сокровища. На дне выдавлена надпись: «Бриджпорт кэнди компани». Элизабет открыла коробку.
Сверху лежала кукла, и эта кукла явно изображала ее!
Элизабет содрогнулась.
Кукла была обернута в красный нейлоновый лоскут, отрезанный от шарфика, потерянного ею два-три месяца назад, когда они с Эдом ходили в кино. Вместо рук торчали ершики для чистки трубок, к которым были привязаны какие-то голубые кусочки, похожие на мох, обычно растущий на кладбищах. К резиновой голове куклы прикреплены волосы, но не такого, как у Элизабет, песочного цвета, а тонкие, мягкие, льняные. Такие волосы были у нее в детстве !
Она с трудом проглотила комок, подступивший к горлу, и вспомнила, как в первом классе им раздали специальные маленькие ножницы для детей с закругленными кончиками. Неужели тот маленький мальчик незаметно отстриг у нее прядь? Он мог подкрасться, когда после обеда их уложили спать, и… Элизабет отложила куклу в сторону и стала перебирать сокровища Эда дальше.
В коробке была голубая фишка для ставки в покере с нарисованной на ней красными чернилами непонятной шестиугольной фигурой. Потрепанная газетная вырезка, извещавшая о смерти мистера и миссис Эдвард Хэмнер. На фотографии, сопровождавшей заметку, на их лицах с глуповатыми улыбками была нарисована та же шестиугольная фигура, что и на фишке, закрывая их, как саваном. Еще две куклы – мужчина и женщина, их сходство с лицами на фотографии не вызвало сомнений.
Но в коробке хранилось еще кое-что.
Не веря своим глазам, она вытащила новый предмет, и у нее так задрожали руки, что он едва не упал. С губ сорвался стон.
Это была миниатюрная машина – модели для их сборки продаются в сувенирных лавках, и мальчишки любят склеивать такие и коллекционировать. «Фиат», выкрашенный в красный цвет. А к переднему бамперу прилеплен скотчем кусочек ткани, словно оторванный от одной из рубашек Тони.
Она перевернула модель вверх дном – оно все было искорежено.
– Значит, ты все-таки нашла, неблагодарная тварь!
Элизабет закричала и выронила из рук и коробку, и машинку. Нечестивые сокровища рассыпались по полу.
Эд стоял в дверях, не сводя с нее глаз. Никогда прежде ей не доводилось видеть на чьем-то лице такой ненависти.
– Ты убил Тони! – воскликнула она.
Его губы скривились в неприятной улыбке.
– И ты сможешь доказать?
– Это не важно, – ответила она, удивляясь твердости своего голоса. – Я это знаю. И я не хочу тебя больше видеть! Никогда! И если ты снова… хоть кому-нибудь… что-нибудь сделаешь, я про это узнаю! И тогда – берегись! Я найду, как с тобой разделаться!
Его лицо исказилось.
– Вот она – благодарность! Разве не я дал тебе все, чего ты хотела? Никто и никогда не относился к тебе с таким вниманием и заботой! Признай это. Я сделал тебя счастливой!
– Ты убил Тони! – закричала она.
Он сделал шаг в комнату.
– Да, и я сделал это ради тебя. А что же ты, Бет? Ты понятия не имеешь, что такое любовь! Я полюбил тебя с того самого дня, когда семнадцать лет назад увидел в первый раз. Разве Тони мог этим похвастаться? Для тебя жизнь всегда была праздником. Ты красива. Тебе никогда не приходилось испытывать нужду или страдать от одиночества. Ты никогда не добивалась того, что тебе требовалось. Всегда находился какой-нибудь Тони, приносивший все на блюдечке. Тебе нужно было лишь улыбнуться и сказать «пожалуйста». – Он повысил голос. – Мне же никогда и ничего не давалось просто так. Неужели ты думаешь, что я не пытался? Отец меня не замечал и только требовал все больше и больше. Он ни разу не поцеловал меня на ночь и не обнял, разве что когда я сделал его богатым. И мать была такой же. Я сохранил их брак, но разве что-то изменилось? Она ненавидела меня! И избегала! Она считала меня чудовищем. Я дарил ей… Бет, не надо! Не делай этого! Не…
