«Этак я не успею», — подумал он в отчаянии. Его астма разыгралась как никогда, даже в детстве не было такого приступа.
Он потянулся к ручке двери, но она, казалось, от него ускользала, отступая в черноту ночи.
— Если ты останешься, я приготовлю тебе кофе со сливочными пирожными, — причитала Мира. — Будем есть кукурузные хлопья… А на обед будет твоя любимая индюшка… Хочешь, я приготовлю ее на завтрак? Хочешь, прямо сейчас начну готовить? С подливкой из гусиных потрохов… Эдди, пожалуйста, я так боюсь за тебя. Ты меня так пугаешь.
Мира схватила мужа за воротник и притянула к себе, словно дюжий полицейский, хватающий подозрительного субъекта при попытке к бегству. Чувствуя, как убывают у него силы, Эдди тем не менее рвался вперед… и когда он уже совершенно обессилел и утратил способность сопротивляться, он вдруг почувствовал, что Мира отпустила его.
Вновь раздалось рыдание, на сей раз последнее.
Пальцы его сомкнулись на ручке двери — от нее исходила блаженная прохлада. Эдди открыл дверь и увидел такси с шашечками — оно было точно посланец из страны здравого смысла. Ночное небо было безоблачным. Ярко мерцали звезды.
Со свистом и хрипом в горле Эдди обернулся к Мире.
— Ты должна понять, это не моя блажь и прихоть, — сказал он. — Если бы у меня был выбор — хоть какой-нибудь выбор, я бы ни за что не поехал. Пожалуйста, пойми это, Мирти. Я уезжаю, но я вернусь.
О Боже, и это неправда!
— Когда? Ты надолго?
— На неделю. Максимум дней на десять.
— На неделю?! — завопила она, хватаясь за грудь, как оперная певица в дурной постановке. — На неделю! На десять дней! Не уезжай. Пожалуйста, Эдди. Прошу-у-у тебя.
— Перестань, Мирти. Хорошо? Да перестань ты.
Удивительно, она и впрямь перестала плакать — лишь смотрела своими заплаканными глазами с покрасневшими веками. Она не сердилась на него, нет, но ее охватил ужас при мысли, что станет с Эдди и что станет с ней самой; и быть может, впервые за долгие годы, что он знал Миру, Эдди почувствовал, что может любить жену, не опасаясь никаких эксцессов с ее стороны. Оттого ли, что он теперь уезжает? По-видимому, да… А впрочем, он может не сомневаться. Он абсолютно уверен, что это так. У него было такое чувство, будто на него нацелили телескоп, но смотрели в него с обратной стороны.
Но может быть, это и хорошо. О чем это он думал? Ах да, он наконец пришел к выводу, что может спокойно и безболезненно любить Миру. Хотя она очень походила на его молодую мать. И даже несмотря на то, что она ела в постели шоколадные пирожные с орехами, одновременно смотря по телевизору свои любимые передачи, и крошки от пирожного всегда летели в его сторону; даже несмотря на то, что она была не очень умна; даже несмотря на то, что она убирала его лекарства в аптечку, потому что свои хранила в холодильнике.
А может быть, оттого…
Неужели Мира…
Эти и другие неясные предположения не выходили у него из головы во время их совместной жизни, в которой столь причудливым образом смешались его роли: сына, любовника, мужа. Сейчас, перед тем как ступить за порог дома, казалось бы, навсегда, Эдди пришло на ум новое предположение, как будто его коснулось крыло огромной птицы.
Неужели Мира, непонятно почему, боится еще больше, чем он? Ведь боялась же его мать.
И тотчас из подсознания зловещей ракетой вспыхнуло другое воспоминание о Дерри. В центре города на Сентер-стрит был обувной магазин «Туфли-лодочки». Однажды они пошли туда с матерью; ему, по-видимому, было лет пять, от силы шесть.
Мать велела ему вести себя хорошо и посидеть тихонько на стуле, пока она будет выбирать туфли-лодочки в подарок на какую-то свадьбу. Эдди действительно сидел очень тихо, пока мать беседовала с продавцом мистером Гарднером, но нельзя забывать, что ему было всего пять лет (может быть, шесть); после того как мать забраковала третью пару, которую предложил ей мистер Гарднер, Эдди, томясь от скуки, направился в дальний угол, где его явно заинтересовал один предмет. Поначалу Эдди подумал, что это какой-то огромный, перевернутый вверх тормашками автомобиль. Но когда он подошел поближе, то увидел, что это какой-то письменный стол. О, это был самый нелепый письменный стол, каких он ни разу еще не видел. Он был такой узкий! Сделанный из блестящего полированного дерева с множеством кривых инкрустированных линий. Чтобы сесть за него, надо было подняться по небольшой лесенке с тремя ступеньками. Эдди поднялся по ней и увидел, что под столом, если это был стол, виднеется какая-то щель, а на самом столе сбоку — кнопка. Но самое потрясающее: наверху виднелось нечто похожее на телескоп, какой он видел в одном мультфильме.
Эдди спустился, обошел странное сооружение с другой стороны и увидел табличку. Он прочел ее вслух, шепотом, каждое слово раздельно.
НЕ ПОДХОДЯТ БОТИНКИ?
ЖМУТ ТУФЛИ? ПРОВЕРЬТЕ И УБЕДИТЕСЬ САМИ.
Эдди снова обогнул странное сооружение, поднялся по трем ступенькам на небольшую платформу и просунул ногу в щель. Интересно, подходят ли ему его ботинки? Эдди не мог ответить на этот вопрос, но его одолевало желание немедленно проверить и убедиться. Он просунул лицо в предохранительную маску и большим пальцем нажал на кнопку. Перед глазами вспыхнул зеленый свет. Эдди посмотрел и ахнул. Он увидел ботинок, наполненный зеленым дымом, а в ботинке плавала какая-то нога. Эдди пошевелил пальцами на своей ноге и увидел, что пальцы, которые были у него перед глазами, тоже зашевелились. Это были и впрямь его пальцы, как он и предполагал. И тут до него дошло, что он видит не просто пальцы, а кости, свои кости. Кости на ноге. Он скрестил большой с соседним пальцем на правой ноге, но они были не белого, а зеленого цвета, как ягоды крыжовника. Эдди увидел…
Но тут мать пронзительно завизжала. Ее панический крик прорезал тишину обувного магазина, точно лезвие жатки или шаровая молния. Эдди испуганно дернулся, высвободил лицо из предохранительной маски: мать в одних чулках, как паровоз, неслась к нему, платье ее раздувалось по ветру. По дороге она опрокинула стул с какими-то измерительными приборами. Грудь у нее вздымалась. Алый рот, застывший буквой «О», изображал ужас. Эдди повернулся, наблюдая за ее стремительными перемещениями.
— Эдди, слезай оттуда! — закричала мать. — Слезай немедленно. Ты себе так рак заработаешь! Слезай, слышишь, Эдди! Эдди-и-и!
