— Все, бабушка, все. Не трогаем вашу могилку, не обижаем друг друга. Ну, ребята, пошли.
И мы ушли. Понимали, что не след из-за одной могилы шум затевать. Еще нажалуется старуха. Да и полно могил вокруг.
Это я по дурной привычке за всех расписываюсь — понимали, понимали.
— Наверное, богатенькая могила… — начал Сергей.
— Плита знатная, — Валька любил вставлять «деревенские» слова: зеленя, купыри, мы тут промеж себя погуторили…
— Не стоит нарываться, — я действительно не хотел неприятностей.
— Так мы культурно, незаметно. Ночью снимем плиту, возьмем пробу и аккуратненько на место положим. Может, пусто внизу, одни кости.
— Спать хочется, — время было еще не позднее, но спать действительно, хотелось. Мне.
— Плита тяжелая, а то бы мы тебя не звали, — Сергею действительно хотелось посмотреть, «что внутри». Каприз гения. Но остальные его поддержали — за исключением Камилла. Тот сидел в сторонке и делал вид, что это его не касается. Наверное, тоже разбирало любопытство. Или корысть.
— Посидим, да пойдем. Долго ли умеючи… — Андрей положил мне руку на плечо. — Пустяки все это, мелочь. Глядишь, еще на десятокЦдругой баксов богаче станем, — говорил он насмешливо, но намерения его сомнений не вызывали. — Сходим, чего уж…
Мы посидели, подождали, пока луна не встала повыше. С таким же успехом могли бы копать и днем — света хватало, и будь старуха начеку, непременно бы нас засекла. Но она нам поверила. Деревенская…
Даже вчетвером мы едва отвалили плиту — поддели ломами, и, орудуя ими, как рычагами, сдвинули в сторону.
Мы установили бур и начали ввинчиваться в землю. Неглубоко ушли, на полметра. Скрежет, слышный и сквозь землю, отозвался в зубах.
— Гравий, — догадался я.
— И нельзя дальше? — Валька торопился побыстрее разделаться с этой работенкой. Все торопились, и я. Но…
— Коронку только сломаем. Камень.
— Однако непонятно, зачем здесь гравий. Может, это и не могила вовсе? — Сомнение, нерешительность были чужды Сергею. Он не боялся встречать отпор. Гордился умением превозмогать препоны и трудности. Вычленить основное звено проблемы и рассечь его. Сейчас Сергей был на себя не похож.
— А что еще?
— Да мало ли… Ладно, пойдем.
Мы вернули плиту на место, правда, не так аккуратно, как планировали. Разочарование сердило.
По пути прихватили валежника, немного, в темноте не поищешь, но хватило оживить костер.
Мы сели и несколько минут молчали.
— Что же там все-таки есть? Неужели обыкновенная могила? Или что иное? — начал разговор Сергей.
— Сокровищница? — Андрюша произнес это слово с усмешкой, но опять же не отрицая предположения напрочь.
— Какая сокровищница? — мне отчаянно захотелось спать. Сокровищницы, пираты, пиастры. Заигрались детишки.
— Я однажды в хитрую сеть влез, — нехотя начал Андрей, — там защита была плевая, восьмидесятых годов. Оказалось — архив гебухи. Ничего секретного, конечно, это они просто на пробу базу сделали.
— Ну и?..
— Дело одно прочитал… В тридцатые годы подчищали церковь, после НЭПа она немножко оправилась, начала приходить в жизнь. Монастырь был. По агентурным данным — так в файле написано, — хранилось в монастыре до трех пудов золота и ювелирных изделий.
— Так, — забрезжило что-то в моей голове.
— Чека опоздало — не нашли в монастыре ничего особенного. Якобы переправили куда-то сюда. Либо в Усманский район, либо в Глушицы. Искали, хорошо искали, но не нашли.
— Бывает…
— Более того, на отряд чекистов напала банда, и уничтожила его. Тот, что искал вокруг Глушиц.
— А это к чему?
— Просто вспомнил. Вдруг сокровищницу монастырскую здесь и схоронили? Сходится. Не на кладбище, то грех, а за оградой. И плита, и присыпали сверху.
— Ну, знаешь…
— Но ведь не нашли сокровища…
— Во-первых, были ли они вообще? Чека напишет… Во-вторых, сокровища могли присвоить те же чекисты, а отчитались — нету, пропали. В-третьих, не все, что не найдено, обязательно лежит здесь. Казну Пугачева тоже не нашли, так что? И сгинувшее золото партии тоже, — рассуждения мои были, на мой взгляд, безукоризненны.
— Но проверить-то мы можем. Поковыряемся часок — другой, разберемся.
— Действительно, — поддержал Сергея Валька.
— А старуха?
— Да пошла она…
— Кроме того, — добавил Сергей, — именно это место мы можем вскрывать безо всякой опаски.
— Почему?
— Ведь оно — не могила. Вне кладбища, и место на плане не отмечено. Имеем полное право.
— А если там действительно сокровища, клад?
— И очень хорошо.
— А если старуха накапает?
— Да забудь ты про старуху, — раздраженно ответил мне Сергей. По закону, новому закону, клад — собственность того, кто его нашел. Никаких двадцати пяти процентов.
— И того, в чьих владениях найден этот самый клад, — добавил Андрей. Все знает. Интернет, однако.
— Принялись делить шкуру неубитого медведя, которого, скорее всего, в этом лесу нет вообще… — Камилл, оказывается, не спал. Растрепанный, он вышел из палатки. — Ложитесь скорее. Завтра вечером, если так уж невтерпеж, посмотрим, что там. Погнались за синицей подземелий…
— А который час, ребята? — Валька смотрел на свои часы с сожалением. — Села батарейка, зараза. Только перед практикой новую купил. Халтура чертова.
— И мои накрылись, — удивился Сергей.
— Не берите барахло, — назидательно сказал Андрей. — Все эти азиатские долларовые часы просто детские игрушки. Четверть третьего, господа, фабрика «Полет», двадцать один камень, с автоподзаводом.
Сонливость, до того нещадно томившая меня, исчезла напрочь. Я открыл тетрадь и пишу, пишу. Крепкого чаю перепил, почти чифиря. Утром мухой зимней буду ходить, вяло и квело. Если проснусь. Будильнички наши были в часах Вальки и Сергея. Петуха завести нужно. И кукушку. Кукушка, кукушка, сколько мне лет жить…
20 июня
Никаких петухов!
Нас разбудила старуха. Она кричала, бранилась и плевалась. Изверги, сквернавцы, охальники и прочая.
— Ну чего, чего тебе, старая? — Сергей высунулся из палатки. — Иди-ка подобру отсюда.
— Обещали ведь, — старуха не унималась.
— Иди-иди. Мы дело делаем.
— Вам же хуже будет, — угрозы ее были жалкими и бессильными, как и она сама.
— Ничего, перетерпим.
Камилл предоставил отбрехиваться Сергею. Лежал спокойно, позевывал. Не царское то дело старух воевать.
— Оно же вас и оборет, если откроете, — старуха смотрела на Сергея жалеючи, гнев ее иссяк.
— Кто оно?
