И однако, в конце Оно удалось спастись, уйдя в глубину, и вымотанные, охваченные ужасом дети предпочли не преследовать Оно, когда их враг был наиболее уязвим. Предпочли поверить, что Оно мертво или умирает, и вернулись на поверхность.
Оно знало об их клятве, знало, что они вернутся, как лев знает, что зебра вернется к водопою. Оно начало планировать еще до того, как стало погружаться в сон. Знало, что проснется исцеленным, обновленным, тогда как детство каждого из семерых сгорит, как толстая свеча. Прежняя сила их воображения приглушится и ослабнет. Они более не смогут представить себе, что в Кендускиге водятся пираньи, или что наступив на трещину, ты можешь сломать матери спину, или что твой дом сгорит, если ты убьешь севшую на тебя божью коровку. Вместо этого они будут верить в страховой полис. Вместо этого они будут верить, что к обеду необходимо вино, хорошее, но не знаменитое, что-то вроде «Пуйи-Фюиссе»[331] трехлетней выдержки, и пусть бутылка немного постоит открытой, хорошо, официант? Вместо этого они будут верить, что каждая таблетка «Ролэйд» нейтрализует в сорок семь раз больше кислоты, содержащейся в желудочном соке, чем весит сама. Вместо это они будут верить общественному телевидению, будут верить политику Гэри Харту, будут бегать от инфаркта, перестанут есть красное мясо, чтобы избежать рака прямой кишки. Они будут обращаться к доктору Рут,[332] если им захочется хорошо потрахаться, и к проповеднику Джерри Фолуэллу, если понадобиться спасти свою душу. И с каждым уходящим годом их фантазии будут мельчать. Оно знало, что проснувшись, позовет их назад: страх — плодородная почва, и взрастает на ней ярость, а ярость требует отмщения.
Оно собиралось позвать их, а потом убить.
Да только теперь, когда они уже шли, страх вернулся. Они выросли, и воображение у них ослабло, но не так сильно, как хотелось бы. Оно почувствовало не предвещающее ничего хорошего, тревожащее нарастание их силы, когда они собрались вместе, и впервые задалось вопросом: а не ошибка ли принятое решение?
Но с чего такой минор? Выбор сделан, и все не так уж плохо. Писатель наполовину свихнулся из-за своей жены, и это хорошо. Писатель — самый сильный из них, он все эти годы готовил свой разум к этому столкновению, и когда писатель умрет, облепленный собственными кишками, когда их драгоценный Большой Билл умрет, остальные станут легкой добычей.
Оно покормится всласть… а потом, возможно, опять уйдет в глубину. И заснет. На какое-то время.
4 В тоннелях — 4:30
— Билл! — крикнул Ричи в отдающую эхом трубу. Он продвигался вперед как мог быстро, но недостаточно быстро. Помнил, как детьми они шли по трубе, которая уводила от насосной станции в Пустоши. Теперь он полз на четвереньках, и труба казалась очень уж узкой. Очки постоянно соскальзывали на кончик носа, и он то и дело поднимал их к переносице. Он слышал Бев и Бена, ползущих следом.
— Билл! — вновь закричал он. — Эдди!
— Я здесь! — донесся до него голос Эдди.
— Где Билл? — прокричал Ричи.
— Впереди! — отозвался Эдди. Совсем близко, и Ричи, скорее почувствовал, чем увидел его. — Он не станет ждать!
Голова Ричи стукнулась о ногу Эдди. Через миг голова Бев уперлась Ричи в зад.
— Билл! — проорал Ричи во всю мощь легких. Труба не пустила крик в стороны и вернула таким сильным эхом, что заболели уши. — Билл, подожди нас! Мы должны идти вместе, или ты забыл?
Издалека донесся крик Билла: «Одра! Одра! Где ты?»
— Черт бы тебя побрал, Большой Билл! — пробормотал Ричи. Очки свалились с носа. Он выругался, поискал их, подобрал, вернул на место, мокрые. Набрал полную грудь воздуха и прокричал: — Без Эдди ты заблудишься, гребаный говнюк! Подожди! Подожди нас! Ты меня слышишь, Билл? ПОДОЖДИ НАС, ЧЕРТ ПОБЕРИ!
Повисла мучительная тишина. Похоже, все затаили дыхание. Ричи слышал лишь один звук: падающих капель. Воды в трубе практически не было, лишь изредка встречались небольшие лужи.
— Билл! — Трясущейся рукой он провел по волосам, борясь со слезами. — ОТЗОВИСЬ… ПОЖАЛУЙСТА, ЧЕЛ! ПОДОЖДИ! ПОЖАЛУЙСТА!
Наконец донесся голос Билла, еще более тихий:
— Я жду.
— Спасибо Тебе, Господи, за маленькие радости, — прошептал Ричи и хлопнул Эдди по заду. — Шевелись.
— Не знаю, насколько меня хватит с одной рукой, — оправдываясь, ответил Эдди.
— Все равно шевелись, — повторил Ричи, и Эдди пополз дальше.
Билл, осунувшийся и уже вымотанный донельзя, ждал их в коллекторе, куда выходили три трубы, расположенные одна над другой, как линзы неработающего светофора. Там они все смогли выпрямиться в полный рост.
— Там, — Билл показал. — К-Крисс. И Ры-ы-ыгало.
Они посмотрели. Беверли застонала, и Бен обнял ее. Скелет Рыгало Хаггинса, в истлевших лохмотьях, выглядел более или менее целым. У Виктора отсутствовала голова. Билл огляделся и увидел в стороне оскаленный череп.
Тот самый. Оторванный от скелета Крисса. «Зря вы, ребятки, тогда за нами полезли», — подумал Билл и содрогнулся.
Эта часть канализационной системы более не использовалась. Ричи подумал, что причина предельно ясна. В городе ввели в строй станцию по переработке сточных вод. Пока они учились бриться, водить автомобиль, курить, трахаться и многому другому, не менее нужному и полезному, в США появилось агентство по охране окружающей среды. И в какой-то момент агентство решило, что негоже сбрасывать сточные воды (даже серую воду) без переработки в реки и речушки. В результате эта часть канализационной системы просто разрушалась, вместе с ней разлагались и тела Виктора Крисса и Рыгало Хаггинса. Как и потерянные мальчишки Питера Пэна, Виктор и Рыгало никогда не повзрослели. От них остались скелеты, одетые в превратившиеся в лохмотья футболки и джинсы. Мох вырос на ребрах Виктора и вокруг орла на пряжке его ремня.
— До них добрался монстр, — тихо заметил Бен. — Помните? Мы слышали, как это случилось.
— Одра ме-ертва, — Билл говорил, как автомат. — Я это знаю.
— Ты не можешь этого знать! — с таким жаром воскликнула Беверли, что Билл вздрогнул и посмотрел на нее. — Наверняка ты знаешь, что умерло много других людей, и большинство из них — дети. — Она подошла к нему вплотную, уперла руки в боки. Грязь запачкала ей лицо и руки, налипла на волосы. Ричи подумал, что она совершенно ослепительна. — И ты знаешь, чья это работа.
— М-мне не с-следовало го-оворить ей, куда я е-еду, — простонал Билл. — Зачем я это сделал? Зачем я…
Беверли вскинула руки и схватила его за рубашку. В изумлении Ричи наблюдал, как она трясет Большого Билла.
