Дерьмо, которое он должен был делать, чтобы поддерживать видимость.
Обычно он появлялся в Хиллсайде лишь раз или два в неделю, рано утром или поздно вечером, и подписывал кучу бумаг, сваленных на его столе. Он просматривал бухгалтерские книги, убеждался, что управляющий – секретарь, который управлял офисом, - выполнял свою работу, а смотритель и его подрабатывающий персонал содержали территорию в порядке.
И это именно то, что он делал сегодня вечером.
Вместо того чтобы забраться в теплую постель к своей двадцатитрехлетней жене, которая тоже была довольно теплой, он оказался на этом чертовом кладбище, копаясь в бумагах. Излишне говорить, что он был не в лучшем настроении. Кладбищенская контора находилась за часовней и чуть выше по дороге от Мавзолея. Это было старое кирпичное здание, холодное, сырое и пахнущее сыростью, и оно было совсем одно.
Не то чтобы его это беспокоило.
Кладбище было просто кладбищем, днем или ночью, и в теле Денниса Спирса не было ни одной суеверной жилки. И все же он не испытывал особого восторга, сидя в своем маленьком кабинете и слушая, как ветер стонет среди могил и швыряет опавшие листья в окна, пока он сжигает полуночное масло. Его единственной компанией было маленькое радио, которое он настроил на какое-то ток-шоу о похищениях инопланетянами, и постоянное царапанье ручки, постукивание пальцами по клавиатуре ноутбука.
И пока он был так занят, то услышал какой-то звук.
Ничего особенного... просто какой-то странный скрипучий звук.
Это могло быть что угодно... ветка дерева, задевающая крышу офиса, случайный ветерок, задуваемый в окно. Не о чем было беспокоиться... и все же он беспокоился. Он не ожидал увидеть полуночного посетителя, одетого в погребальные одежды или что-то столь же мелодраматическое, но его поразило ощущение, что звук, который он услышал, был вовсе не случайным.
Это было сделано нарочно.
Что означало...
Выключив радио, он прислушался к шуму ветра. Время от времени сильный порыв ветра сотрясал офис, и в нем мигал свет. Там было одиноко и безлюдно. Он взглянул на часы на экране ноутбука. На дверь, ведущую из его кабинета.
Он продолжал слушать, чувствуя, как по спине пробегают мурашки.
И тут он услышал какой-то скрип.
Безошибочно. Точно так же, как его источник был безошибочен: главная дверь в приемную только что распахнулась. Он слышал, как снаружи завывает ветер, теперь, когда дверь была открыта, гораздо громче. Он чувствовал, как холодные пальцы ночи скользят под его собственной дверью. Онa на мгновение задребезжалa в своей раме.
Тот первый звук, этот скрип... это поворачивалась дверная ручка, - подумал он. - А теперь дверь распахнулась настежь.
Хотя маленький обогреватель на полу пыхтел, чтобы рассеять холод, струйка пота бежала по его виску. Его сердце ускорилось в груди, пропустив удар, когда оно споткнулось о свой собственный галопирующий ритм.
Снаружи, когда дверь снова закрылась, вой ветра был приглушен.
Это мог сделать ветер.
Но он знал, что это не ветер. Ибо то, что вошло сюда в контору глубокой ночью, вошло намеренно.
Тишина.
Чувствуя стеснение в груди и покалывание в затылке, Спирс беззвучно выдвинул верхний ящик стола. Он знал, что там нет ни пистолета, ни ножа, ни даже страшного сверхострого ножа для вскрытия писем. Нет, в ящике лежали скрепки для бумаг, записки, стационарные принадлежности для кладбища на склоне холма, разнообразные ручки, карандаши, белила, но ничего более опасного, чем несколько булавок для пробковой доски.
Спирс уже сильно вспотел.
Он был напряжен.
Его кожа так туго обтягивала мышцы под ней, что казалось, она вот-вот сползет.
В горле у него пересохло, как от угольной пыли, язык прилип к небу. И в этот самый момент ему пришло в голову, что он никогда в жизни не был так напуган. И ему это не нравилось. Потому что Деннис Спирс был из тех парней, которые внушают страх, заставляют лакеев лезть под столы и заставляют темпов молить о пощаде.
Но сейчас он испытывал ужасный, иррациональный страх, потому что знал: тот, кто вошел в кабинет из кромешной тьмы, стоит прямо за его дверью, как та дама из рассказа Эдгара По, которая выкарабкалась из гроба. И это было чертовски важно, чтобы думать об этом сейчас.
Это заняло некоторое время, но он прочистил горло.
- Там кто-нибудь есть?
Была только тишина, но тишина, полная опасений и дурных предчувствий. Он почти слышал, как этот человек дышит снаружи. Почти... чувствуя его запах. Не запах могилы, а запах мыла, может быть, еще сохранившийся запах духов. И это было еще хуже.
Он взял сотовый телефон.
Он позвонит в полицию, обязательно позвонит.
Дверь с шепотом отворилась, и вместе с ней в комнату ворвалось холодное дыхание ночи. Он чувствовал запах осенних листьев и влажной от росы земли. Там, во внешнем офисе, собирались тени. Он слышал, как стучат часы. Затем одна из теней шагнула вперед, и он вздрогнул от неожиданности, его сотовый с грохотом упал на стол.
Женщина.
Не упырь, не тень из склепа.
Женщина из плоти и крови.
Она была высокой, стройной и почти грациозной, одетая в черные спортивные штаны и черную кожаную куртку. Каштановые волосы были переброшены через плечо. Они были продуты ветром, и в них застрял случайный лист. Она была очень бледна, только легкий намек на кровь придавал немного румянца ее щекам. Ее полные губы были сжаты в хмурую гримасу. А глаза у нее были синие, как треск весеннего льда.
- Что... чего ты хочешь? - cпросил ее Спирс.
Он не знал, кто она такая, но если бы видел ее раньше, то вспомнил бы. Потому что, хотя она и не была красавицей в обычном смысле этого слова, она была красива, даже поразительна. Ее лицо было бесстрастным, как вытертая доска, а глаза – невыносимо жестокими. То, как она смотрела на него, заставило его внутренности превратиться в соус.
- Я здесь ради тебя, - сказала она.
Этот голос... Нет, это не был злой шепчущий голос из ночного фильма, но в нем определенно было что-то тревожное, что заставляло волны тошноты подниматься из глубины его живота. Он вдруг почувствовал, что не может дышать, что не может вплести в свой мозг ни единой рациональной мысли, чтобы услышать этот голос, этот ужасный голос... это был не голос красивой женщины, а голос чего-то дикого и животного, того, что убивает, потому что должно убить, проливает кровь, потому что ему нужно почуять смерть своей жертвы.
Спирс судорожно вздохнул и с галлюциногенной ясностью вспомнил, как в семь лет ходил с матерью в зоопарк Милуоки. Как она смотрела на него сверху вниз, когда держала его за руку, и как он смотрел на нее снизу вверх, чувствуя себя связанным с ней, как будто они были частью одного целого. Обезьянник. Дом рептилий. Дом птиц. Носороги и слоны. Это было восхитительно. Затем они вошли в стеклянный вольер и уставились на клетку, где держали тигров. Большинство из них дремало в сырой июльской жаре... но один из них, большой Бенгал с пеной слюны у рта, подошел к стеклу. На самом деле он не делал ничего угрожающего, просто сидел на задних лапах и смотрел на них. Спирс помнил, как он пускал слюни, как в его глазах горел дикий аппетит. Он ясно говорил им, что если бы не стекло, то они бы напали. Что он... маленький, пухлый и избалованный мальчик... был для него всего лишь мясом. Что его кровь предназначена только для утоления жажды, а кости – только для заточки зубов. Жизнь существовала для того, чтобы быть отнятой, и это было первым правилом джунглей – и последним.
Это воспоминание вспыхнуло в его голове, потому что женщина, эта незваная гостья, эта сумасшедшая сука смотрела на него так же, как тот тигр. Не так, как смотрела бы на тебя цивилизованная женщина, а так, как кто-то из глубины пропахшей мясом пещеры.
В этих глазах была смерть.
Чистая и безупречная смерть, не запятнанная моралью или этикой.
- Послушай... - начал он, поднимаясь, чувствуя, что смерть окружает его.
