Выдергивая из папки один лист за другим, кидая наброски рядом с собой на жесткий ковер, он порождал все новые и новые рисунки в попытке придать очертания, выражения давившим на него лицам, образам и кошмарам или же в точности запечатлеть свои сны. Когда руку накрепко сводило судорогой, Сет стискивал от боли зубы, силясь сохранить толпу персонажей в своем воображении: он боялся, что те растворятся раньше, чем карандаш зафиксирует их в линиях и штрихах хотя бы частично.
Он казался мимолетным и ужасающе живым, этот мощный водоворот образов, звуков и запахов, круживший его. Сет был уверен, что никогда еще не воображал ничего столь значительного с такой отчетливостью и силой. Это было ни на что не похоже. Господи, он обрел самобытность!
Делая короткие перерывы, чтобы сменить позу, Сет оглядывал получившиеся рисунки, разбросанные по всему грязно-коричневому ковру, и каждый раз вздрагивал, поражаясь абсурдности и нечеловечности того, что запечатлел. Он остановился только тогда, когда карманный будильник показал восемь. Все еще ослабленный болезнью и обалдевший от недосыпа, Сет рассеянно выронил карандаш и упал на постель.
Булькнув, включились батареи центрального отопления. Наверху заиграло радио. Но стоило Сету погасить лампу, как в следующий миг он уже спал, так и не сняв уличной одежды.
— Нам нельзя здесь находиться.
— Я хотел кое-что показать тебе.
Шепот Сета звучал в сыром воздухе напряженно и торопливо.
— Это же чужая квартира, частная территория.
Сет стоял рядом с мальчиком в капюшоне на свободном пятачке пола на чердаке.
— Мы можем ходить, куда захотим.
Потолок под сводом крыши загибался полукругом. Было темно, но сквозь одинокое стрельчатое окно над кроватью просачивался мутноватый желто-серый свет. Мерцание проходило сквозь подтеки на оконном стекле, и хотя казалось, что оно умирает там же, рядом с подоконником, задушенное завесой спертою воздуха и тенями обшарпанных стен, его все-таки хватало, чтобы различить очертания мебели и мусор на полу. Черные споры грибка проступали из-под слоя краски, а ковер был такой колючий, что хрустел под ногами, словно засохшие крошки. Когда глаза привыкли к сумраку, Сет разглядел больше. Гораздо больше.
Молочные бутылки разной степени опустошенности торчали среди растрепанных газетных кип, разбросанной одежды, разнородных столовых приборов и кухонной утвари, грязных тарелок и стальных кастрюль, тусклых от жира и пыли, от которых поднимался почечный запах. Зажмурив глаза, Сет закрыл рот и нос рукавом в тщетной попытке не пустить вонь в легкие.
— Мне показалось, тебе стоит это увидеть.
Сет оглядел мятые, грязные простыни и наволочки из разных комплектов, грубые одеяла на кровати. Матрас не был застелен. Красные и вишневые полоски, словно складки горной породы, проглядывали меж скомканными засаленными тряпками, среди которых спал Арчи. Из-под оранжевого тканого покрывала торчала его беззубая шишковатая голова. Она казалась невероятно огромной, слишком большой для цыплячьего тела. Сет рассмотрел очертания тощих голых конечностей. Наверное, скверное освещение сыграло с ним шутку: руки и ноги Арчи, казалось, поросли длинной светлой шерстью.
Мальчик в капюшоне шагнул к кровати.
— Смотри.
— Не надо!
Слишком поздно. Ребенок сгреб в кулак покрывало и махровую простыню, похожую на полотенце, и поднял над спящим.
Желтые кости, сформировавшиеся в копыта, явились вполне естественным завершением тощих лодыжек Арчи. Крупные коленные суставы, похожие на выбеленные половинки грецких орехов, торчали из густой шерсти, которая ковром покрывала худосочные ноги и старческий пах. Но хуже всего был кошмарный запах хлева — сырой соломы, соплей, застарелой мочи, — который вырвался из-под покрывала и жарко шибанул Сету прямо в нос. Закашлявшись в попытке прочистить горло, тот отступил назад и опрокинул бутылку — на ковер выплеснулось скисшее молоко.
Арчи пошевелился. Не просыпаясь, он вскинул огромные кисти в желтых пятнах вокруг ногтей и зашарил ими в попытке вернуть исчезнувшее одеяло. Синие самодельные татуировки, похожие на синяки, проглядывали сквозь шерсть на иссохших предплечьях. Арчи перевернулся на другой бок: его сонный разум старался обрести утраченное тепло в смене позы.
Краем глаза увидев позвоночник, выпирающий под ярко-розовой кожей и поросший пучками все той же белесой шерсти, Сет шатко отвернулся и принялся дышать через ладонь. Он ведь здесь живет, этажом ниже старого козла, который мочится в свою подстилку.
— Я хочу уйти. Он может очнуться, — проговорил Сет слабым голосом.
— Мы же во сне старого негодяя, приятель. Когда он умрет, то вернется сюда. И застрянет здесь надолго, очень надолго.
— Меня тошнит.
— Но мы еще не все увидели.
— Пожалуйста, хватит.
— Ну еще немного. Посмотри внимательнее на руку.
Между двумя раздутыми бараньими костяшками, служившими Арчи пальцами, поднималась струйка синеватого дыма самокрутки. Матрас был сплошь в черных дырочках и подпалинах.
— Господи, он же всех нас убьет! — воскликнул Сет.
— И твои картины сгорят дотла.
Теперь Сет почуял запах жженого дерева и заметил яркую вспышку, промелькнувшую как раз в тот миг, когда в голосе мальчика зазвучали низкие нотки.
— О чем это ты?
Посреди темной комнаты мальчик развернулся к Сету лицом. В непроницаемых глубинах капюшона угадывалась улыбка.
— Ты здорово рисуешь, Сет. Но этим уродам наплевать. Всем наплевать. Твои картины ничего для них не значат. Они с радостью бы их спалили. Точно так они и поступили с его картинами. Но ты все равно должен рисовать все, что видишь. Так мне сказал наш друг. Ты станешь лучшим.
Сет густо покраснел. Первый раз за многие годы он слышит слова одобрения.
— Честное слово. За тобой присматривают. Он тебе поможет.
— Я не понимаю. Кто он?
— Он велел кое-что тебе передать. — Мальчик в капюшоне проговорил эти слова медленно, словно отрепетировал их заранее. — Он за тобой наблюдает. И за тем, что живет внутри тебя, спутанное и туго затянутое. Он просил показывать тебе всякое, чтобы потом ты это рисовал. Ты уже и сам обо всем знаешь.
Ребенок указал на кровать, где вырисовывался силуэт Арчи.
— Ты всегда это знал. Но ты был слишком напуган, чтобы рисовать. Ты очень долго просидел в одном месте, за решеткой. Я же обещал… Теперь ты знаешь, каков этот мир на самом деле. Тебе повезло его увидеть, приятель. Ты станешь лучшим, каким был наш друг, пока те гады все не уничтожили. Поэтому с нашей стороны вполне естественно ожидать, что взамен ты кое-что сделаешь и для нас, дружище.
