А потом поняла, и что-то тоскливо оборвалось внутри. Она не может открыться. Она не имеет права открыться и скрипеть. Я смазывала вчера петли, а вечером, перед сном, закрыла дверь на задвижку. А теперь – ни задвижки, ни даже следа от нее не было, и петли скрипели пронзительно, въедливо. Я ко всему уже привыкла, но ЭТО БЫЛА МОЯ КОМНАТА. В ней не может ничего происходить. Это единственное место в Здании, где я хоть чуть-чуть – дома. Если мне уже выделили именно ее, так оставьте же меня в покое хотя бы здесь, в этой моей конуре! А за сегодняшнее утро это второе вторжение на мою территорию. Да как ты смеешь, ты, жалкое запутанное отродье, как ты смеешь отнимать у меня последний клочок свободы, мой тихий чистый угол, в котором Ничего Никогда Не происходит!
Я пыталась разбудить в себе злость, найти силы подняться. Мысль о том, что Здание пользуется моей слабостью, действовала, как пощечина. Я обернулась пледом и сползла с дивана. Коленки дрожали. Пошатываясь, шагнула к двери и показала ей из-под пледа кулак. Дверь со стуком распахнулась, и порыв ветра швырнул мне в лицо обрывок газеты. От неожиданности я оступилась, уронила плед, с размаху села на диван. На пожелтевшем газетном листе кривлялся крупный жирный заголовок: КАЖДЫЙ ДЕНЬ В ГОРОДЕ УМИРАЕТ ОТ ХОЛЕРЫ 250 ЧЕЛОВЕК. Я скомкала лист и вышвырнула его в коридор. Ветер радостно подхватил и покатил бумажный мячик куда-то вглубь. Издевается. Можно подумать, кто-то удивился. Можно подумать, кто-то сомневался, что как только я дам слабину, меня ткнут носом в какое-нибудь дерьмо. Одного только понять не могу: что так слабо? Что случилось? Нашему величеству не хватает фантазии? Думаешь, дождалось? Нет уж, не выйдет.
Я поднялась на ноги, держась за стену, добралась до двери. По коридору гулял ветер. Холодно. До чего же холодно… Голову сжал болевой обруч, в глазах потемнело. Вцепилась в дверной косяк, переждала. Я научилась здесь пережидать. Я многому научилась.
Нужно было вспомнить, в какой стороне находилась аптечка. Я подумала немного и пошла направо. Ветер усилился, и старые газеты затеяли какой-то чинный старинный танец. Вот еще одна полетела прямо на меня и уткнулась в шею. ЭПИДЕМИЯ ДИФТЕРИИ ЗАХВАТИЛА РАЙОН – гласил заголовок. Я вздрогнула и отбросила от себя газету. Смейся, смейся, посмотрим еще. Сегодня театра не будет. Никаких криков, истерик, слез – обойдешься. Хватит.
А Здание разошлось не на шутку, оно швыряло в меня объявлениями и газетными шапками, предуведомляя и насмехаясь. ЧУМА ВЕРНУЛАСЬ В ГОРОД! ОТ ПНЕВМОНИИ УМЕРЛО 27 ЧЕЛОВЕК! ОСТЕРЕГАЙТЕСЬ ОТКРЫТОЙ ФОРМЫ ТУБЕРКУЛЕЗА! РАК НЕИЗЛЕЧИМ! – кричали наглые черные буквы и улетали вдоль по коридору скомканными в шарики или разорванными на клочки. Здание веселилось.
Злость и отчаянное желание не сломаться и не заплакать усиливались вместе с головной болью и ознобом. Единственной надежной опорой оставалась стена коридора, ноги подкашивались, иногда накатывала черная волна обморока, и тогда я цеплялась за стену, пытаясь не упасть. Что-то случилось с моим слухом, и мне казалось, что я иду внутри своего хриплого дыхания, а вокруг меня настраивается стотысячный скрипичный оркестр, и какофония скрипок тянется уныло за моими шагами.
Коридор заметно качало, иногда его очертания мутнели и расплывались. Кажется, я слишком много переживаю. Все мои беды именно от этого, все меня беспокоит, тревожит – конечно, при таком отношении к миру Здание просто обожралось моим страхом. А ведь насколько все могло быть проще – вот я заболела, и меня волнует только одна мысль: как бы не окочуриться прямо здесь, в коридоре. Надо было так с самого начала, думать только о том, как найти еду и не замерзнуть ночью. Шаги в коридоре? Нет, показалось. Да что ж его так качает, черт, не дойду… Нет, я не дамся. Не обращать внимания? Давай честно – смогла бы? Я – нет. Оно – да.
Я шла до лестницы целую вечность. Чуть не сломала шею, спускаясь на следующий этаж, где, по моим расчетам, должна была находиться аптечка. Не имело уже никакого значения, что со мной потом будет: главное – убрать эту дикую головную боль, от которой хочется тоненько и жалко завыть.
Аптечка и правда была на этом этаже, только на другом конце коридора. Почему я решила, что нужно идти направо? Только силы потратила зря. А теперь придется брести через весь этот длиннющий, просто какой-то неизмеримый коридор, чтобы добраться до дурацкого белого ящичка с микроскопическим красным крестиком и стеклянной дверцей. Не иначе – это растреклятые карлики его утащили. Стоп! Какие карлики? Бред. Откуда вдруг карлики… И слово-то какое-то не мое…
Я шла к аптечке, наверное, три года, а когда дошла, стена была пуста. Я не уловила момента, когда аптечка исчезла. Просто стена была пуста, разве что обои казались немного светлее. Я прислонилась к стене спиной. Ветер принес и швырнул мне в руки очередной газетный лист. ЭПИДЕМИЯ ТИФА НЕОСТАНОВИМА! «Уймись, – попросила я. – Уймись, оставь меня в покое. А если я тебе надоела, выпусти меня отсюда». Где-то в глубине коридора зашумела вода – громко, вызывающе. «Отстань, – сказала я. – Мне наплевать на тебя. Мне все равно. Просто отстань». На лестнице запахло паленым и повалил густой едкий дым. «Ну и что? – прошептала я. – Ну и что же? Мне все равно. Я останусь здесь, у этой стены, и умру. Что ты тогда будешь делать? Мне плохо, я устала от твоих штучек. И я тебя ненавижу. Поэтому я умру просто на зло тебе. Я умру, и мне сразу станет легче».
Я сползла на пол и закрыла глаза. Здание швыряло в меня газетами, шумело водой, едко пахло дымом, с потолка падала штукатурка и рассыпалась у моих ног белой пылью. Здание тормошило меня, обдавая то жаром, то холодом, било в лицо порывами ветра, будила хлопающими дверями. Кажется, впервые Здание не знало, что ему делать. Мне было плохо, но как-то очень спокойно. Грустно, что я умираю одна. Я так и не нашла никого, кто мог бы понять и поверить мне. Его здесь просто нет. А ведь наверняка был, просто он не выдержал и бросил Здание, и я пришла на смену. Так вот оно что… Интересно, каким он был?
Я открыла глаза и увидела кафельную стену в двух шагах от себя. Я точно знала, что этого не может быть – передо мной бесконечный по длине коридор и больше ничего. Но стена была, хоть и какая-то не такая, какая-то нереальная, словно существующая не здесь. Я повернула голову, чтобы осмотреться, но стена осталась на месте, как будто я и не думала шевелиться. Было пока не страшно, но очень неуютно. Я помотала головой, закрыла лицо руками, несколько раз моргнула, потерла глаза… Кафельная стена не исчезала ни на секунду, оставаясь незыблемой и равнодушной. Я вздохнула и перестала шевелиться. В конце концов, если это очередная каверза, то ее можно просто переждать. Пусть себе. Мне все равно. Дергайся, не дергайся, это все равно ничего не изменит.
