Неприятная у него морда. Мрачная, на манер топора, на плече — "Сайга". Вешает немецкое кепи на вешалку, присоединяется к нашей компании. Немецкое кепи… Разумеется — все туристы таскают, как же. Знакомимся — назвался Степаном. Ну, Степан — так Степан.
Спрашивает — какие цели прибытия. Отвечаю — забрать родителей и рассмотреть вариант угона в ближайшем будущем самолета из Кречевиц. А груз? А груз для тех, кто тут остается. Но прежде чем про груз толковать — надо бы трех стрелков к пилоту направить — чтоб Аннушку осмотрели.
Степан хмуро смотрит. Потом спрашивает — а нафига нам польский самолет?
— Он — Ан-28. В Польше производился по лицензии. Прост и надежен. И ремонтопригоден. Потому — для укрепления взаимопомощи и взаимопонимания — лучше бы вам в этом деле помочь.
Сидит, думает. Наконец принимает решение, встает, забирает с собой свое ружье, кепи. Неожиданно вежливо спрашивает у моих родителей — не против ли они будут, если Света послушает что да как в мире? Не менее уважительно просит выдать ему одно из привезенных ружей. Сходимся на 12 калибре, подхватывает собранную тут же одностволку, коробку картечных патронов — и уходит.
Мои эту Свету явно знают, потому как соглашаются сразу. Рассказываю о братце — Свете это вряд ли интересно будет, а мои очень рады.
Первый же взгляд на вошедшую женщину — светловолосую, худощавую с очень правильными чертами лица — вызывает у меня сразу две нелепые мысли. Я прекрасно понимаю их нелепость — но что есть — то есть: во-первых, я автоматически разглядываю ее ушки — почему-то ожидая, что они должны быть остроконечными, во-вторых, я совершенно уверен, что видел ее обнаженной — причем, когда был совсем мальчишкой. Бред полный — ушки у нее вполне кругленькие, и помладше она меня стопроцентно — потому если я и видел ее без одежды в мальчишеские годы, то уж всяко бы не запомнил, да и сейчас бы не узнал, потому как подросла бы она изрядно. Ощущение все равно остается, словно жилка от мяса, встрявшая между зубами. Ну, с ушами — все понятно — одета в зеленое, куртка с капюшоном, высокие сапожки, белобрысая, длинноногая. Такими все время изображают эльфиек. Второе ощущение так и остается невнятным…
Вместе с ней закатываются двое мальчишек младшешкольников — погодки видно.
Но ведут себя смирно, даже странно. Еще и клубящихся по дому детей приструнили.
Потому удается сосчитать — их, этих колесом ходивших — всего трое — две девчонки и совсем мелкий пацан.
Мне приходится изложить максимально сжато все, что только на ум приходит — от состояния Питера, ситуации в Кронштадте, попутно вспоминая всякие вроде бы и уже совсем банальные банальности, которые для местных жителей — откровение. Кабановой-то им по дороге не подвернулось.
Стараюсь выложить все, что только на ум приходит и вписывается в графу "полезная информация", неожиданно такого получается очень много. Очень не хочется что-нибудь упустить — досадно будет, если из-за этого кто-нибудь тут погибнет. Да и давно уже убедился — информация важнейшая штука, зачастую сильнее оружия.
Меня удивляет, что и родители внимательнейшим образом слушают мои россказни.
— Вы б собирались пока — говорю я маме.
Они переглядываются.
— Успеем еще, рассказывай дальше — отвечает отец.
И я рассказываю. Мой монолог прерывается только один раз — когда начинаем пить чай я вытягиваю пакет с печеньем и горделиво ставлю его на стол. Не сговариваясь, родители и Света начинают откровенно смеяться.
— Тут неподалеку на трассе фура как раз с такими печенюшками в овраг завалилась. Ребята их таскают постоянно — как раз с этим сортом коробки — улыбаясь, объясняет мама.
Вот ведь как оно получается.
И я продолжаю дальше.
Совершенно неожиданно к нам вваливаются без стука несколько человек — из них узнаю только водителя залихватского джипа. Рацию нашу приволокли — Коля на связи, проблемы у них, требуется мой совет.
Испугаться не успеваю — проблемы получаются не очень страшными. Нашли все же прилетевших на Аннушке людей — три мужика, двое бывшие охранники какой-то бывшей шишки, третий — летчик-поляк. Самолет исправен, топлива ноль, но собственно проблема в поляке — четвертый день болит живот и состояние даже для не медиков понятно — паршивое. Еще один охранник в полном упадке, но здоров, а вот с поляком все совсем плохо. Что с ним делать?
Самое глупое — давать консультации по телефону. По рации, не видя больного — наверное, еще глупее. Спрашиваю Колю — что значит, по его мнению "паршивое состояние"? Ответ путаный, но, в общем, понятно, что коллега нашего летчика вообще-то помирает. Температура повышена? Да, вроде горячий. Тошнит, рвота была? Точно так. Надавите ему на живот, только аккуратно. Ругается и пытается драться. А как живот болел? Все четыре дня одинаково? Тут закавыка — это пожилые поляки по-русски говорить умели все, молодые сейчас этому уже не учатся, а по-английски не вполне понятно получается. Все такие знатоки английского, что уши вянут. Но вроде выходит так, что три дня болело все сильнее и сильнее внизу живота, потом вчера стало совсем больно — но боль быстро утихла. Все нормально. А потом стало совсем плохо.
Ничего кроме диагноза острого перитонита в голову не приходит. Значит, тащить поляка на стол к хирургам. Спрашиваю Колю — потянет его "Дельфин" пять человек?
Отвечает, что да, потянет. Что ж, кроме родителей придется еще и поляка везти.
В общем, летят обратно с больным летчиком.
Джипер едет опять на поле.
И тут мои родители преподносят мне сюрприз. Помявшись и попереглядывавшись с отцом, мама говорит, что сейчас они — не полетят. Я поперхнулся чаем от такой новости.
Как? Почему? Мне же не вот-то как просто было этого добиться. Случай практически помог. И не факт, что я смогу это сделать еще раз в ближайшее время. Они о чем думают-то? Тут регулярных рейсов не будет, надо эвакуироваться, пока есть такая возможность.
— Ты не сердись, сам посуди — ты сейчас носишься как угорелый с какими-то лиходеями, младший — вообще в концлагере завалы разгребает — а нам куда? В безопасную Петропавловку в тюрьме жить? Или в Кронштадте вселяться в чужую квартиру, где люди только что умерли? И что дальше? Здесь — работы полно, лето скоро. Дом наш, собственный. Мы ж специально сюда поехали, чтобы вам не мешать, вам ведь достаточно знать, что мы живы — здоровы — верно ведь? Так мы и тут живы и здоровы. И видишь — пока все относительно спокойно — Степан с ребятами партизанят потихоньку, защита у нас достаточная, ты вон еще ружей привез, теперь совсем безопасно будет. Летчику твоему подарок подарим, чтоб сюда с радостью прилетал. Да и неудобно — детей бы по уму сначала вывезти.
