Глава 22
Ритуал Чудь
1. В логове Оно — 1958 г.
Это Билл удержал их на месте, когда огромный Паук спустился со своей паутины, подняв вонючий ветер, который взъерошил им волосы. Стэн закричал, как младенец, карие глаза вылезли из орбит, пальцы царапали щеки. Бен пятился, пока его толстый зад не уперся в стену слева от дверцы. Почувствовал, как ягодицы ожгло холодным огнем, и отступил от стены, но уже как во сне. Конечно же, ничего такого наяву случиться не могло; это был самый жуткий в мире кошмарный сон. Он обнаружил, что не может поднять руки. К ним словно привязали тяжеленные гири.
Эта паутина так и притягивала взгляд Ричи. Тут и там, частично обернутые паутинными прядями, которые двигались, как живые, висели наполовину съеденные тела. Ричи подумал, что узнал Эдди Коркорэна, висящего под самым потолком, хотя Эдди остался без обеих ног и одной руки.
Беверли и Майк прижались другу к другу, словно Гензель и Гретель в лесу, наблюдая, парализованные, как Паук добрался до пола и направился к ним, а его искаженная тень бежала следом по стене.
Билл посмотрел на них, высокий, худенький мальчик в заляпанной грязью и дерьмом футболке, которая когда-то была белой, в джинсах с отворотами, грязных кедах. Волосы падали на лоб, глаза блестели. Он оглядел всех, казалось, освобождая от любых обязательств, и вновь повернулся к Пауку. А потом — невероятно — двинулся к Оно, не побежал, но пошел быстрым шагом, согнув руки в локтях, сжав кулаки.
— Т-т-т-ы у-у-убил моего б-брата!
— Нет, Билл! — закричала Беверли, вырвалась из объятий Майка и побежала к Биллу, ее рыжие волосы развевались за спиной. — Оставь его! — крикнула она пауку. — Не смей трогать!
«Черт! Беверли!» — подумал Бен, и в следующее мгновение он тоже бежал, живот мотало из стороны в сторону, ноги работали словно поршни. Боковым зрением он видел, что слева бежит Эдди Каспбрэк, держа ингалятор в здоровой руке, как пистолет.
И тут Оно нависло над невооруженным Биллом, накрыло его своей тенью. Лапы били воздух. Бен потянулся к плечу Беверли. Схватил, потом его рука соскользнула. Беверли повернулась к нему, с дикими глазами, ощерившись.
— Помоги ему! — выкрикнула она.
— Как? — криком ответил Бен. Развернулся к Пауку, услышал нетерпеливое мяуканье Оно, взглянул в вечные, злые, красные глаза, и на мгновение увидел форму, скрытую за образом паука; увидел что-то гораздо худшее, чем паук. Что-то целиком состоящее из сводящего с ума света. Решимость Бена дала слабину… но ведь его просила Бев. Бев, которую он любил.
— Черт бы тебя побрал, оставь Билла в покое! — проорал он.
Мгновением позже рука так сильно ударила его по спине, что он чуть не упал. Рука Ричи, и, хотя слезы бежали по его щекам, Ричи исступленно улыбался. Уголки его рта едва не достигали мочек ушей. Слюна текла между зубов.
— Давай сделаем ее, Стог! — прокричал Ричи. — Чудь! Чудь!
«Ее? — тупо подумал Бен. — Он сказал, ее?»
— Ладно, — ответил он вслух, — но что это такое? Что такое Чудь?
— Чтоб мне сдохнуть, если я знаю, — ответил Ричи и побежал к Биллу, в тень Оно.
Оно каким-то образом удалось сесть на задние лапы. Передние молотили воздух над самой головой Билла. И Стэн Урис, вынужденный подойти, приближающийся к Оно, несмотря на то что тело и душа молили об обратном, увидел, что Билл стоит, подняв голову, и смотрит на Оно, и его синие глаза сцеплены взглядом с нечеловеческими оранжевыми глазами чудовища, глазами, из которых лился мертвенный свет. Стэн остановился, понимая, что ритуал Чудь — чем бы он ни был — начался.
2. Билл в пустоте — впервые
— …кто ты и зачем пришел ко Мне?
— Я — Билл Денбро. Ты знаешь, кто я и почему я здесь. Ты убила моего брата, и я здесь, чтобы убить Тебя. Ты выбрала не того ребенка, сука.
— Я вечная. Я Пожирательница миров.
— Да? Правда? Что ж, ты уже поела в последний раз, сестричка.
— У тебя нет силы; сила здесь; почувствуй силу, мелюзга, а потом снова скажи, что ты пришел, чтобы убить Вечность. Ты думаешь, что видишь Меня? Ты видишь лишь то, что позволяет тебе увидеть твой разум. Хочешь увидеть Меня? Тогда пошли! Пошли, мелюзга! Пошли!
Брошенный… (через) нет, не брошенный, выстреленный, выстреленный, как живая пуля, как Человек-ядро в цирке Шрайна, который приезжал в Дерри каждый май. Его подняли и швырнули через покои Паучихи. «Это мне только чудится, — прокричал он сам себе. — Мое тело остается на прежнем месте, глаза в глаза с Оно, держись, это всего лишь игра воображения, держись, смелее, не отступай, не отступай…»
(сумрак)
Летя вперед, мчась по черному тоннелю, со стен которого капала вода, выложенному разрушающимися, крошащимися плитами, возраст которых составлял пятьдесят лет, сто, тысячу, миллион-миллиард, кто мог дать точный ответ, проскакивая в мертвой тишине перекрестки, некоторые подсвеченные зеленовато-желтым огнем, другие — шарами, наполненными призрачным белым светом, третьи — чернильно-черные, он несся со скоростью тысяча миль в час мимо груд костей, как человеческих, так и иных, несся, будто снабженный ракетным двигателем дротик в аэродинамической трубе, теперь уже вверх, не к свету, а к тьме, какой-то исполинской тьме (столб) и, наконец, вырвался наружу, в абсолютную черноту, черноту, которая являлась всем, и космосом, и вселенной, и пол этой черноты был твердым, твердым, как полированный эбонит, и он скользил по нему на груди, и животе, и бедрах, как шайба в шаффлборде. Он оказался в бальном зале вечности, и вечность была черной. (белеет) — прекрати, зачем ты это говоришь? Тебе это не поможет, глупый мальчишка, и — в полночь призрак столбенеет! — прекрати. — через сумрак столб белеет в полночь призрак столбенеет! — прекрати это! прекрати это! Я требую, Я приказываю, чтобы ты прекратил!
— Не нравится тебе, да?
И думая: «Если только я смогу сказать это вслух, сказать, не заикаясь, мне удастся разбить эту иллюзию…»
— это не иллюзия, глупый маленький мальчишка — это вечность, Моя вечность, ты в ней затерян, затерян навсегда, тебе никогда не найти пути назад; ты теперь вечный, приговоренный к блужданию в черноте… после встречи со Мной лицом к лицу, вот что это.
Но здесь находилось что-то еще. Билл это чувствовал, ощущал, каким-то образом даже улавливал запахи: что-то большое, впереди в черноте. Форма. Испытывал он не страх, а благоговейный трепет; он приближался к силе, рядом с которой меркла сила Оно, и у Билла оставалось лишь время бессвязно подумать: «Пожалуйста, пожалуйста, кем бы ты ни был, помни, что я очень маленький…»
