На пустыре перед глазами — косо заваливаясь и треща моторами садится очень странный самолетик — это тот самый кургузый толстячок, оставшийся в Кречевицах, только диковинно разукрашенный — на его рыле намалеван усмехающийся рот с зубами-клавишами и разудалый самолетик весело поблескивает хитрющими глазенками — окошками. Дурацкая леталка грохается шасси об землю, подпрыгивает в воздух, откалывает еще пару козлов пониже и катится мимо меня замедляя ход, дверца приветливо открывается и мне машут руками те, кто внутри, разъезжаясь сапожищами бегу сломя голову к ним, меня втаскивают в салон, разукрашенный так же в дурацкие желто-розовые тона, что странным образом у меня ассоциируется с цветами человеческих внутренностей при полостной операции.
В салоне сидит и стоит человек двадцать — заметно, что все вооруженные и судя по внешнему виду тертые калачи. Приветливо ухмыляются, я приваливаюсь к вибрирующей стенке, перевожу дух и выдавливаю слова благодарности. Втянувший меня за руку мужик морщит нос, и я узнаю в нем прапорщика Луцяка. Вот никак не ожидал его тут увидеть, еще больше удивляюсь тому, что тут же и Ильяс, который горделиво улыбается пастью, полной сверкающих золотых зубов.
Правда, глянув на меня повнимательнее, он меняется в лице и злобно шепчет мне на ухо: "Ты что совсем сдурел — ну — ка быстро выкинь свой резиноплюй за дверь, ты что? На вот держи!"
Он сует мне пакистанский ТТ. Я недоумеваю — мой автомат вполне себе АК-74, какой-такой резиноплюй? Заслоняя меня спиной от остальных Ильяс уничижительно смотрит на мне в глаза — в незаметно отстегнутом им магазине нелепые патроны с большими дурацкими серыми круглыми пулями.
Раз командир велит — осторожно выкидываю осрамившийся автомат за дверь.
Открывается дверца в кабину пилота, оттуда, сверкая белыми зубищами, высовывается кудрявая женская головка и весело кричит:
— Атанде трохи, зараз садимось!
— Валька, зараза, ты ж нас совсем угробишь! — орут суровые вооруженные мужики как-то очень испуганно.
Девчонка по имени Валька хохочет как ведьма, и мы проваливаемся вниз метров на триста…
Посадка еще более сатанинская, самолетик скачет, словно пущенный по воде блинчиком камешек. Пищат сочленения фюзеляжа, пищат шасси, пищат мужики, кувыркаясь по салону. Валька хохочет еще заливистее, пока мы старательно выпутываемся из кучи, сложившейся из наших тел и оружия у кабины пилота.
— Вылазьте. Приехали! — и летчица ловко перемахивает через нас.
Вываливаемся из дверцы.
— Ага, новые герои прибыли? Какая группа? — осведомляется у нашей летчицы дама посолиднее. Наша-то совсем девчонка и упакована в кожаный мешковатый комбез, а вот дама — вполне себе зрелая, бедрастая, задастая, грудастая, рукастая — ну и так далее в том же духе включая, разумеется, и мордастая и щекастая — и на ней совершенно нелепый наряд словно из оперы "Тангейзер" — водили нас на нее всем классом. И шлем у бабы на голове с дурацкими крылышками.
— Группа 14- 5668935622. У меня еще вылет есть? — спрашивает, лукаво кося на нас, помятых, озорным глазом летчица Валька.
— Да. Возьмешь следующую — и поможешь второму крылу — у них запарка.
Валька козыряет, подмигивает и исчезает в самолетике.
— Так, и чего стоите? До вечернего Пиршества еще времени полно, идите, давайте, тренируйтесь, Рагнарек возможен в любой момент и мы должны быть готовы и встретить его во всеоружии — заученно выговаривает дама.
Оппа! Это мы где?
— Вы прибыли в Астагард — холодно поясняет дама в нелепом шлеме с крылышками. Мысли она, что ли читает?
— Разумеется, читаю, входит в обязанности дежурного. Что тут непонятного! Все — нале — о, шагом арш!
Мы моментально оказываемся на не то стрельбище, не то полигоне. Жалко пригибаясь, улепетывает мужичок в каких-то диких шкурах.
— Гы, нибелунг! — посмеивается крепкий чувак рядом.
— А это он чего?
— Да меч у него отобрали да спрятали, а на ужин безоружных не пускают… Вот бегает ищет. Опять наверно гибеллины шутят, любят они такое. Мне вон тапочки прошлым утром коваными гвоздями к полу прибили, я как грохнусь… Вальки чуть животы не надорвали. Ладно, пошли, сейчас ростовые отработаем, потом ужин, чуешь — как пахнет.
В воздухе тянет ароматом жареной свинины.
— Постой, а эльфы тут есть? — спрашиваю я в спину уходящему.
— Гвельфы есть. А эльфов не встречал. Может у Фрейи в ее заведении?
— А тут вообще как?
— Терпимо. Питание однократное — только ужин, зато вальки замечательные…
Ильяс уже где-то разжился тройкой сабель, допотопным мечом, четырьмя разными автоматами, парой шлемов с перьями и какой-то позолоченной кольчугой. Уже и торговать собрался вроде.
— Слушай! Мы что — померли? Это же Астагард! Город, где Валгалла!
— Барабыр! Зато смотри — люди вокруг хорошие. И имей в виду — мы с тобой попали в Валгаллу 893, не перепутай, куда двигать. У меня там повар знакомый нашелся.
Я судорожно вспоминаю, что слышал раньше и удивленно спрашиваю уже обросшего всяким оружием напарника:
— Погодь, тебе же свинину нельзя! И откуда здесь повара? Сюда же токо тех, кто с мечом в руке?
— Откуда я знаю. Земляк и земляк. Может, он половником бился? А в Коране ничего не сказано, что мусульманин должен помирать голодной смертью! — Ильяс подмигивает.
— Эй, а вы как тут очутились? — подозрительно щурит раскосые глаза худенькая брюнетка, невесть откуда появившаяся рядом с нами.
— Куп селима, женщина! — высокомерно бросает Ильяс и поворачивается чтоб уйти. Но та цепко хватает его за рукав.
— Стой! Где у тебя знак эйнхирия?
— Да пошла ты!
Тут же откуда не возьмись, появляется та самая дама с крылышками на дурацком шлеме. Только сейчас вижу у нее повязку на рукаве "Дежурная по перрону".
— Это тут что?
— Рапортую: задержано двое подозрительных лиц. Нет, поправка — одно подозрительное лицо и одна подозрительная харя. Знаков эйнхириев нет, у этого (кивок в мою сторону) — пистолет из сыромятного железа — у этого (кивок на Ильяса) — пальто на курином меху.
Дама неожиданно краснеет.
— Думалки в строю отставить! А ну вон отсюда, прохвосты!
Лечу куда-то стремительно, трясет еще сильнее, чем при посадке самолетика.
— Проснулись? — спрашивает меня тетка в белом халате, все еще потряхивающая меня за плечо.
— А? Да, конечно, спасибо.
— Убирать тут можно?
— Погодите, сейчас я тут соберу все…
С мешком кассет поднимаюсь наверх. Николаича и медсестричку уже увезли, на опустевшей койке сидит опер Дима, пишет что-то, пристроившись к тумбочке. И Бурш тут же.
