– А я Ральф Робертс. Очень приятно познакомиться, мистер Вайзер.
– Взаимно. Теперь что касается эффективности этих замечательных лекарств. Позвольте мне ответить вопросом на вопрос: гадит ли медведь в телефонной будке?
Ральф рассмеялся:
– Я думаю, вряд ли, – сказал он, когда снова смог говорить.
– Правильно. И тут примерно тот же случай. – Вайзер взглянул на полку со снотворными, выдержанную в синих и голубых тонах. – Слава Богу, мистер Робертс, что я фармацевт, а не продавец, иначе бы я замучился таскать эти коробки от двери к двери. Вы страдаете от бессонницы? Я это спрашиваю не просто так, а по двум причинам: во-первых, вы изучаете полки со снотворными, а во-вторых, потому что у вас измученный вид и ввалившиеся глаза.
Ральф сказал:
– Мистер Вайзер, я был бы, наверное, счастливейшим из людей, если бы мог спать хотя бы пять часов в сутки, впрочем, даже если и четыре – это было бы уже неплохо.
– И как долго это уже продолжается, мистер Робертс? Или можно вас называть просто Ральф?
– Давайте просто Ральф.
– Хорошо, а я тогда просто Джо.
– Началось все в апреле, наверное. Через месяц-полтора после смерти моей жены.
– Господи, примите мои соболезнования.
– Спасибо, – сказал Ральф, а потом повторил давно заученную фразу: – Мне очень ее не хватает, но я был рад, что ее страдания наконец закончились.
– Ну да, зато теперь страдаете вы. Уже… давайте посчитаем… Вайзер быстро посчитал на пальцах. – Уже, выходит, полгода.
Ральф вдруг поймал себя на том, что он завороженно смотрит на пальцы Вайзера. На этот раз – никаких линий в воздухе, но кончик каждого пальца, казалось, был окружен ярким серебристым сиянием, похожим на фольгу, только прозрачную. И он снова подумал о Каролине и вспомнил те призрачные запахи, которые чудились ей в ее последнюю осень – гвоздика, сточные воды, подгоревший жир. И может быть, эти странные видения – это всего лишь мужская разновидность того же заболевания, и начало развития его мозговой опухоли ознаменовалось не головными болями, а прогрессирующей бессонницей.
Самодиагностика – последнее дело, Ральф, так что не забивай себе голову всякими глупостями.
Он решительно поднял глаза на улыбчивое и приятное лицо Вайзера. Никакой серебристой дымки; даже намека на какую-то дымку. Он был в этом почти уверен.
– Правильно, – подтвердил он. – Уже полгода. А кажется, что намного дольше. Намного дольше.
– А есть какая-нибудь обычная схема? Обычно бывает. Я имею в виду, может быть, вы долго ворочаетесь перед тем, как заснуть, или…
– Я просыпаюсь раньше времени.
Вайзер удивленно поднял брови.
– И видимо, вы прочли несколько книг по данному вопросу, я прав?
Если бы подобное замечание сделал Литчфилд, Ральф воспринял бы его как снисходительное. А в голосе Джо Вайзера не было никакой снисходительности, одно только искреннее восхищение.
– Я прочел почти все, что было в библиотеке, но там было немного, а толку от этого – еще меньше. – Ральф помолчал, а потом добавил: – Если честно, толку не было вообще.
– Хорошо, давайте я расскажу все, что знаю о лечении бессонницы, а вы дайте мне знать, если я буду говорить о том, что вы уже знаете. Кстати, а кто ваш доктор?
– Литчфилд.
– Ага. И обычно вы покупаете лекарства… где? Во «Все для людей»? Или в «Рексоле»?
– В «Рексоле».
– Понятно. И тут вы как бы инкогнито?
Ральф покраснел… а потом усмехнулся.
– Ага, что-то вроде того.
– Угу. Я думаю, глупо было бы спрашивать, ходили ли вы к Литчфилду? Если бы ходили, вы бы сейчас не изучали с таким интересом великолепный мир патентованных медикаментозных средств.
– Это так называется? Патентованные медикаментозные средства?
– Ну да… вообще-то я бы чувствовал себя куда лучше, если бы продавал эту гадость… ну, скажем так, большую часть этой гадости… с большой красной тележки с желтыми колесами.
Ральф рассмеялся, и яркое серебристое облако, начавшее было сгущаться перед грудью Вайзера, исчезло.
– Да, такая торговля меня было устроила, – сказал Вайзер с легкой мечтательной улыбкой. – И у меня была бы маленькая симпатявая цыпочка, которая танцевала бы в лифчике, расшитом блестками, и восточных шароварах… назовем ее Маленькой Египтянкой, как в старой песне Коастерс… она бы разогревала публику. Ну и еще мне бы понадобился музыкант, чтобы играть на банджо. Проверено на собственном опыте: игра на банджо – верное средство настроить потенциального покупателя на желание непременно купить хоть чего-нибудь.
Вайзер посмотрел куда-то вдаль, сквозь анальгетики и слабительные, наслаждаясь своей яркой мечтой. Потом он снова взглянул на Ральфа.
– Для человека, который просыпается раньше времени – а у вас, Ральф, как я понимаю, как раз такой случай, – все эти лекарства совершенно бесполезны. Вам полезнее было бы выпивать на ночь стаканчик виски или воспользоваться одним из этих чудо-массажеров, которые продаются по каталогам. Хотя, глядя на вас, я, пожалуй, скажу, что вы все это уже пробовали.
– Да.
– И еще пару десятков старых добрых народных средств?
Ральф опять рассмеялся. Ему начинал нравиться этот парень.
– И собираюсь пробовать дальше, а ровно на пятидесятом меня увезут в психушку.
– Ну, будь вы обычным трудягой, я бы вам посоветовал это. – Вайзер махнул рукой в сторону голубых коробочек. – Это всего лишь антигистамины. У них есть побочный эффект, который, собственно, нам и нужен, – они вызывают сонливость. Вы почитайте инструкцию по применению на коробке, вот, скажем, на комтрексе или бенадриле. Там написано, что их не следует принимать, если вы собираетесь долго вести машину или работать с какими-нибудь механизмами. Людям, которые страдают от случайного расстройства сна, может помочь соминекс. Но вам это все не поможет, потому что ваша проблема не в том, чтобы заснуть, а в том, чтобы спать дольше… Правильно?
– Правильно.
– Могу я задать вам нескромный вопрос?
– Да, наверное.
– У вас какие-то проблемы с доктором Литчфилдом? Может быть, вы сомневаетесь в том, что он сумеет понять, как вас выматывает бессонница?
– Да, – с облегчением сказал Ральф. – Вы считаете, мне надо пойти к нему? И объяснить ему так, чтобы он понял?
На этот вопрос Вайзер ответит, конечно же, утвердительно, и Ральф еще подумает-подумает и все-таки позвонит. И это будет именно Литчфилд. Думать о том, чтобы сменить врача в его годы, – это чистой воды безумие. Теперь он это понимал.
А сможешь ты рассказать доктору Литчфилду о своих видениях? Сможешь ты рассказать ему о светящихся голубых линиях, исходивших из кончиков пальцев Луизы Чесс? Или о следах на тротуаре, которые похожи на следы-диаграммы из танцевального курса Артура Мюррея? Или о серебристом сиянии вокруг пальцев Джо Вайзера? Ты действительно собираешься рассказать обо всем этом Литчфилду? А если не собираешься, если знаешь, что все равно не можешь, зачем тебе с ним встречаться, и не важно, что скажет тебе этот парень?
